Историки при Газневидах

То, что Махмуд был щедрым покровителем традиционалистских суннитов, не подлежит сомнению. Его официальный биограф Утби описывал редкие и ценные книги по богословию, привезенные султаном для библиотеки в Газни в качестве пожертвования и для поддержки ученых из местного медресе. Утби также упоминает щедрые награды, которые получали преподаватели. Но это не делало Махмуда серьезным покровителем литературы, поскольку нет никаких сведений о том, что в этом медресе проводились какие-либо исследования, кроме религиозных[955].

Чтобы оценить вклад Махмуда в культуру, мы должны обратиться к иным сферам, а именно к истории и поэзии. Для Махмуда и его сына Масуда история была устным эквивалентом архитектуры, идеальным инструментом для распространения информации о своих достижениях. Благодаря этому группа талантливых историков оставила нам непривычно большой объем описания жизни и эпохи двух правителей.

Начнем с секретаря Махмуда, трудолюбивого и верного Утби, и записок о правлении Махмуда и его отца Себук-тегина[956]. Араб из персидского города Рея Утби откровенно признавал, что писал, чтобы превознести своего правителя[957]. Он следовал за Махмудом в первых походах и описывал их с позиции очевидца. Достоверности его рассказу о страшном голоде в Нишапуре, который случился из-за неподъемных налогов Махмуда, добавляет его откровенность. Однако на других страницах Утби часто сводил счеты не только с критиками Махмуда, но и со своими врагами.

Утби писал свою историю в неформальном эпистолярном жанре, который изобилует краткими отступлениями, деталями и остротами, имеющими мало общего с официальным стилем прославления Газневидов. Таким образом, он раскрывает себя как первоклассный писатель, который хотел достучаться до образованной публики. Очевидно, ни ему, ни другим историкам деньги Махмуда не помешали написать работы непреходящей ценности[958].

Из всех современных историков династии Газневидов наиболее выдающимся был Абу-ль-Фадль Бейхаки[959] (995–1077) из селения рядом с Нишапуром, который сначала работал в почтовом ведомстве при сыне Махмуда – Масуде, а затем дослужился до начальника этого ведомства. Бейхаки был посвящен во внутренние дела династии. Не подхалим и не изменник, он находил свою задачу временами очень сложной, что побудило его написать труд о работе секретаря правителя. Как и многие свободно мыслящие служащие, Бейхаки делал подробные записи обо всем, что происходило на его глазах, и, возможно, припрятывал какие-то официальные документы. К сожалению, большинство документов у него изъяли, когда он ушел в отставку, и тогда ему пришлось полагаться на свою память и устные источники[960]. Он смог проделать титаническую работу и написать 30 томов истории. Большая часть текстов посвящена правлению сына Махмуда – Масуда, но несколько томов содержали сведения и о Махмуде. К сожалению, лишь три тома и несколько дополнительных фрагментов этого исторического и литературного шедевра дошли до нас[961].

Бейхаки был высокопоставленным государственным деятелем в государстве Газневидов, но не написал ни слова о своей жизни до тех пор, пока в пятидесятилетнем возрасте не ушел в отставку. С самого начала Бейхаки понимал, что занимается созданием, как он сказал без ложной скромности, «грандиозного памятника»[962]. Его «История» действительно является наиболее надежным источником знаний о той эпохе. Дело в том, что Бейхаки имел возвышенные взгляды на призвание историка. Он сожалел, что «люди настолько сложны, что предпочитают абсурдное и невозможное»[963], и, следовательно, «количество тех, кто может принять истину и отклонить ложь, совсем незначительно»[964]. Поэтому дело историка – распознать правду в каждой ситуации, и не важно, насколько сложной окажется эта задача. Например, описывая бессмысленное разрушение Махмудом Гурганджа и академии в Хорезме, Бейхаки откровенно признал: «Мне трудно говорить об этом, но что я могу поделать? Не следует выказывать пристрастность при написании истории»[965]. С впечатляющей беспристрастностью он детально описывает убийство известного визиря, а также тщеславие и глупость Газневидов.

Необходимо отметить и великолепный стиль прозы Бейхаки. Его зарисовки, посвященные ведущим государственным деятелям, достойны пера великого романиста, как и краткие, но исчерпывающие суждения о мотивах правителей – о высокомерии и страхе. Он искусно показал, как самые простые прихоти власть имущих приводили к великим историческим катаклизмам. И при этом его бесстрастная манера позволяет читателям сделать собственные выводы без давления со стороны автора. Язык Бейхаки богат и выразителен, слог – легкий и изящный. Временами доверительный и неформальный. Босворт назвал Бейхаки персидским Пипсом[966]. Однако в отличие от Пипса он мало говорил о себе. С английским автором Бейхаки схож едкими замечаниями о придворных писателях и художниках, а также суровыми суждениями о действиях правителей. Действительно, Бейхаки – это не просто газнийский Пипс. Здесь, из самого сердца забытой империи, существовавшей тысячу лет назад в Афганистане, звучит искренний голос писателя и мыслителя, который полностью осознавал свое положение нравственного человека в безнравственном обществе.