Тус: «передовая глубинка»

Тус находится всего лишь в 24 километрах к северо-востоку от Нишапура, возле окончания горной гряды, разделяющей две долины. До сих пор он почти не упоминался в нашем исследовании. Огромный Нишапур, имевший статус политического центра и центра континентальной торговли, был тем местом, где создавалась культура и процветала научная жизнь. Тус, напротив, был заброшенным городом. Шахид, поэт из Балха, посетил это место во времена, близкие к рождению Фирдоуси, и написал это четверостишие:

«Бродил я меж развалин Туса, среди обломков и травы.

Где прежде я встречал павлинов, там увидал гнездо совы.

Спросил я мудрую: «Что скажешь об этих горестных останках?»

Она ответила печально: «Скажу одно – увы, увы!»

(Пер. В. Левика.)

И именно в этом заброшенном месте, а не в блестящем Нишапуре, родился величайший герой той эпохи – поэт Фирдоуси. Верно то, что новый персидский язык и письмо многим обязаны литературному сообществу Нишапура. Ведь в XI веке именно Нишапур, а не Тус, стал очагом науки и письменности. Но огромный вклад писателей, мыслителей и даже государственных служащих из Туса настолько несоизмерим с его скромными размерами, что этот факт требует некоторых объяснений. Или это было лишь случайным совпадением, что Фирдоуси и многие другие поэты и мыслители были родом оттуда?

Наши небольшие знания о средневековом Тусе сводятся к тому, что он был разделен на два района, выступал в качестве центра обработки и торговли бирюзой и другими полудрагоценными камнями, а также отправлял в другие страны керамические изделия. Наконец, он был окружен многочисленными селениями[603]. Но все это меркнет по сравнению с одним ошеломляющим политическим фактом: Тус, а не Нишапур, был столицей Хорасана до арабского завоевания[604]. Здесь проживала и продолжала практиковать свою веру зороастрийская знать, до Фирдоуси и после него. Здесь зороастрийцы ответили на арабское завоевание, подняв крупное восстание во имя своей древней веры[605]. Именно здесь приверженность памяти и традициям древней сасанидской Персии была наиболее сильной. Лишь немногие арабы оседали в Тусе по сравнению с Нишапуром, что объясняется высокой степенью культурного консерватизма[606]. Местное население возмущалось, когда арабы (после завоевания региона) пренебрежительно отнеслись к их городу и выбрали Нишапур, понизив статус бывшей столицы.

Мы можем представить тайный восторг, с которым многие жители Туса приветствовали возвышение Якуба ас-Саффара. Жители Туса всегда с презрением смотрели на Аббасидов из Мерва – как на арабов-выскочек, которые были рады использовать Центральную Азию в собственных целях. В то же время они приветствовали персидскую родословную Якуба. Мало кто в Тусе был готов зайти так далеко, как Якуб, и критиковать ислам – как они могли не восхищаться смелым правителем? Вполне вероятно, что кое-кто в Тусе считал Якуба современным Рустамом, занесшим свой меч не над туранцами с востока, как в эпической поэме, а над арабами с запада. И разве не был Якуб из той же самой местности, что и этот старинный герой?

Что бы ни думали о Якубе и его недолговечной династии, народ Туса недолго радовался: в 900 году наследники ас-Саффара были изгнаны из Хорасана и Туса Исмаилом ибн Ахмадом Самани, основателем новой персидской династии с центром в Бухаре. К середине X века Саманиды назначили уроженца Туса Абу Мансура Абд ар-Раззака править Хорасаном в качестве наместника. Одно из его первых распоряжений: собрать все известные тексты национального эпоса «Шахнаме».

Мы не знаем, по собственной воле Раззак взялся за эту деятельность или по приказу из Бухары. Какой бы ни была причина, он собрал опытных исследователей и поставил перед ними задачу не создать эпос, а собрать его из множества отрывков, передававшихся из уст в уста на протяжении веков, а также из различных текстов, которые были подготовлены более ранними авторами. По крайней мере два зороастрийских мудреца из Балха и один из Мерва опередили Раззака в этой сложной работе по сбору материала[607]. Кроме того, имелись записанные истории Персии времен правления Сасанидов, которые могла использовать группа Раззака.

Будучи еще молодым, Фирдоуси почти наверняка участвовал в этом деле. Поэт родился в селении Вазх под Тусом и получил фундаментальное образование благодаря своему отцу-дехкану. Мы не знаем степень и характер его вовлеченности в исследовательскую деятельность Раззака, но нам он представляется в роли научного консультанта. По крайней мере мы можем быть уверены, что он наблюдал за работой этой группы с растущим интересом (вплоть до ее внезапного завершения).

На первых ролях в группе был Абу Мансур аль-Муамери, которому Раззак поручил подготовку прозаической версии поэмы[608]. Поскольку сохранившиеся тексты были написаны на древнеперсидском языке (пехлеви), Муамери привлек четырех зороастрийцев для помощи в переводе на современный персидский язык. Работа была завершена вскоре после 957 года. Этот текст впоследствии попал к Фирдоуси. Тесно связан с делом Раззака был молодой поэт Абу Мансур Мухаммед Дакики, уроженец Балха, ярый патриот, защитник зороастрийского прошлого и, возможно, даже приверженец древней веры. Современник Фирдоуси Дакики жил полной жизнью. Вот как он писал о себе:

«Дакики избрал четыре вещи

В мире из всего прекрасного и безобразного:

Рубиновые уста, звуки лютни,

Вино цвета луны и веру Зардушта»[609].

Дакики всерьез отнесся к делу Раззака и переложил длинные отрывки этого эпоса на рифмованные двустишия (бейты), несколько тысяч которых Фирдоуси затем включил в свою версию «Шахнаме»[610].