§ 33. Связи с Российской империей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Знакомство россиян с Черной Африкой началось с юга: с Мыса Доброй Надежды. Вести о плаваниях из Европы в страны Востока и о Мысе Доброй Надежды, как «морской таверне» на этом пути, доходили до России задолго до времени Петра I. Петр, а затем и Екатерина II, планировали плавание российских кораблей вокруг Африки – к Мадагаскару и Индии. Эти экспедиции не состоялись. Первой большой группой россиян, побывавших на Мадагаскаре и на юге Африки, стали ссыльные с Камчатки: они взбунтовались, захватили корабль, и в начале 1770-х проделали путь вокруг стран Востока и Африки, вплоть до Франции. В конце XVIII в. на мысе Доброй Надежды бывали Крузенштерн, Лисянский и другие русские офицеры, проходившие стажировку на британских кораблях. С первых десятилетий XIX в. русские корабли регулярно плавали из Петербурга на Дальний Восток и в Русскую Америку.

Моряки оставили немало интересных описаний жизни обитателей мыса Доброй Надежды и прилегающих мест. Наиболее обстоятельные сведения собрал В. М. Головнин, который командовал шлюпом «Диана», первым русским кораблем, приплывшим к мысу Доброй Надежды и пробывшим там в 1808–1809 гг. тринадцать месяцев. Очень интересны записки писателя И. А. Гончарова – он побывал там в 1853 г. и писал в Петербург письма, подписываясь «Обломов». И записки и зарисовки художника А. В. Вышеславцева из его кругосветного плавания конца 1850-х.

С начала 1880-х началась эмиграция из России на юг Африки. До Первой мировой войны эмигрировали от 40 до 50 тыс. чел., в основном евреи.

Накануне и особенно во время англо-бурской войны 1899–1902 гг. правительство России и российская общественность симпатизировали бурам. В 1898 г. Россия установила дипломатические отношения с бурской республикой Трансвааль. Во время войны российские добровольцы сражались на стороне буров. Среди них был и А. И. Гучков. Приезжали военные атташе и офицеры Главного штаба с заданием: собрать сведения о новейших методах ведения военных действий. Издавалось множество самых разнообразных материалов об этой войне. Сборники документов, в том числе многочисленные сборники Главного штаба. Воспоминания участников войны. Слагались русские песни об этой войне. Одна из них – «Трансвааль, Трансвааль, страна моя» – стала народной, и ее пели еще много лет.

В последние десятилетия XIX в. происходило развитие и укрепление русско-эфиопских отношений. Закономерен вопрос, почему именно к Эфиопии устремились взоры российской дипломатии, почему именно эта страна вызывала у русской общественности давний и глубокий интерес. Во-первых, к концу XIX в. Эфиопия оставалась единственным африканским государством, сумевшим в период «схватки за Африку» сохранить свою политическую независимость, свои традиционные институты. Во-вторых, важнейшим фактором, предопределившим интерес к Эфиопии, стал факт определенной схожести между русской православной и эфиопской монофизитской церквями.

Существование русского и эфиопского подворий в Иерусалиме позволяло священнослужителям с одной и другой стороны все больше осознавать религиозную близость обеих стран, которая вела к взаимному интересу в целом. В этом отношении особого упоминания заслуживает деятельность архимандрита Порфирия Успенского, который, возглавив в 1847 г. русскую православную миссию в Иерусалиме, стал активным поборником объединения обеих церквей, а также политического сближения России и Эфиопии. Его многочисленные статьи на эту тему привели к тому, что эфиопы стали восприниматься в России, как «наши черные единоверцы» и «наши черные единоверные братья».

В дальнейшем, при более тщательном изучении характера и особенностей обеих церквей выяснилось, что между ними существует достаточно много различий, хотя обе они принадлежали к восточной ветви христианства. Достаточным будет упоминание, что эфиопская церковь исповедовала монофизизм, который заключался в признании лишь божественной ипостаси Иисуса Христа, которая поглотила ипостась человеческую. Постепенно разговоры об объединении церквей закончились, сведясь к признанию просто религиозной близости народов обеих стран, что нередко использовалось в политических целях. Сохранялось и восприятие эфиопов как людей близких по вере.

В период, предшествовавший дипломатическому сближению обеих стран, связи между ними осуществлялись главным образом благодаря многим русским путешественникам, посетившим Эфиопию в последнее десятилетие XIX в. Их было немало, и практически каждый из них по возвращении на родину опубликовывал воспоминания о своем пребывании в Эфиопии. Особого внимания заслуживают две поездки в эту страну поручика В.Ф. Машкова, через которого обменивались посланиями русский и эфиопский императоры. Характер и тональность этой переписки свидетельствовали о взаимной симпатии двух стран и намерении их правительств всемерно укреплять взаимоотношения.

Моральная и дипломатическая поддержка Эфиопии Россией накануне и во время итало-эфиопской войны 1895–1896 гг., материальная помощь в виде 30 тыс. берданок, 5 млн патронов и 5 тыс. сабель, присылка в Эфиопию санитарного отряда Русского красного креста для оказания медицинской помощи раненым в ходе войны эфиопам – все эти обстоятельства логически привели к установлению между двумя странами дипломатических связей.

В начале февраля 1898 г. Русская чрезвычайная дипломатическая миссия, возглавляемая опытным дипломатом ?. М. Власовым, с приданным для охраны военным конвоем, прибыла в Аддис-Абебу, где ей был устроен пышный прием. Таким образом многолетние связи между Россией и Эфиопией были поставлены на прочную основу дипломатических отношений.

Отсутствие ярко выраженных политических и экономических интересов в Эфиопии позволило России в лице ее дипломатов занять место благожелательного советника при императоре Менелике II. «Видя в русских православных, братьев по вере, и пока ничем не заинтересованных, а следовательно, вполне бескорыстных друзей, – отмечал в своем донесении в Петербург ?. М. Власов, – они относятся к нам более предупредительно и дружелюбно, чем к своим соседям французам, англичанам и итальянцам (…)»[41].

Наиболее плодотворными были первые годы пребывания в Аддис-Абебе русской дипломатической миссии. Так, по просьбе эфиопского монарха, русские офицеры, прикомандированные к миссии, приняли участие в качестве военных советников в экспедициях эфиопских войск по присоединению соседних областей. В целом, Россия стремилась положительно реагировать на все просьбы, исходящие от правительства страны.

Заметное влияние на отношение эфиопов к России оказал исход русско-японской войны 1904–1905 гг. Поражение России пагубно отразилось на ее престиже, эфиопские правящие круги стали сомневаться, так ли сильна держава, побежденная маленьким азиатским государством. Эта ситуация была умело использована западными дипломатами в Аддис-Абебе в своих интересах.

В последующие годы официальные связи между Эфиопией и Россией постепенно сходили на нет. И дело было не только в исходе русско-японской войны. Все больше стала сказываться незаинтересованность российского правительства в африканских делах, определившая Эфиопии место не в центре политических интересов России, что обусловило неактивный и относительно вялый характер русского присутствия в этой стране. Достаточно сказать, что из всех великих держав Россия, имея на это больше оснований, чем любая другая европейская страна, так и не заключила с Эфиопией договора, обеспечивающего ей режим наибольшего благоприятствования. Отсутствие у МИД России четкой линии в отношении Эфиопии объяснялось, помимо прочего, финансово-экономической неконкурентоспособностью России по сравнению с ее основными соперниками и необходимостью сосредоточивать усилия на районах жизненно важных интересов в тот период – Европе, Дальнем и Ближнем Востоке.

В 1906–1907 гг. в условиях истощения государственной казны III Государственная Дума приняла решение о значительном сокращении бюджета Министерства иностранных дел, что привело к закрытию или сокращению состава дипломатических представительств, находившихся на периферии государственных интересов России. В их число попала и Эфиопия, что сократило финансовые возможности русского представительства в Аддис-Абебе.

Несмотря на ослабление интереса России в целом, а затем и революционные события в нашей стране в 1917 г., русская дипломатическая миссия в Аддис-Абебе сохранилась до 1919 г. Враждебное отношение императорской Эфиопии к происходившим в тот период событиям в России привело к окончательному разрыву дипломатических отношений между двумя странами.