Отдельные недостатки

Вопреки здравому смыслу главное, ключевое слово в этом словосочетании — не существительное, а прилагательное.

Простое русское слово «отдельные» в советском новоязе приобрело совершенно особый смысл.

Существительное, определяемое этим прилагательным, могло меняться: «отдельные факты», «отдельные негативные явления», «отдельные лица». Но прилагательное оставалось неизменным. И это было не случайно.

За этим словом стояло все мировоззрение советского человека, вся его картина вселенной.

Картина была примерно такая.

У нас — ясное солнечное утро. (Не только утро нашей родины — утро человечества.) У них — беспросветная, черная ночь. Мы уверенной поступью шагаем к светлому будущему. Они — загнивают, разлагаются, устало бредут к собственной гибели. У нас — что ни день — совершаются новые великие дела: зажигаются огни мартенов, задуваются новые домны, передовые рабочие, готовые к трудовым подвигам, становятся на стахановские (или сталинские) вахты. У них — банды ку-клукс-клана линчуют негров, язвы коррупции разъедают основы государственного механизма, голодающие безработные дрожат от холода под мостами, и даже сами хозяева жизни, богачи-капиталисты, в смертельном ужасе перед неизбежно приближающимся кризисом кончают жизнь самоубийством, выбрасываясь из окон своих небоскребов.

Однако и у нас ведь случается (порой, подчас, временами) что-то нехорошее, не вполне укладывающееся в общую картину светлого и радостного нашего бытия.

И вот тут-то и приходило нам на помощь спасительное прилагательное: «отдельные».

Вот, скажем, такое социальное явление, как взяточничество. У нас, конечно, его быть не могло. Но отдельные взяточники могли попадаться. Не было — не могло быть! — в первом в мире социалистическом государстве и проституции. Но отдельные проститутки, к сожалению, еще встречались.

В редких случаях это прилагательное применялось и для освещения каких-нибудь событий, происходивших в капиталистическом мире. Но тут оно было призвано характеризовать разные исключительные факты и обстоятельства, совершенно нетипичные для их растленной действительности.

Вот, например, какой-то западный политик неожиданно сказал про нас что-то хорошее. На советском новоязе это выражалось так: «И в самой Америке раздаются порой отдельные трезвые голоса», «Отдельные дальновидные политики Германии…»

В целом политика ФРГ дальновидной, конечно, быть не могла. Это была прерогатива советской политической системы. Но отдельные дальновидные политики могли (в виде исключения, конечно) попадаться даже и там, у них, в Германии.

Слово «отдельные» («отдельный», «отдельное», «отдельная») употреблялось, конечно, не только в этом — специфическом советском, — но и в старом, обычном своем значении. Был, например, такой сорт колбасы — «Отдельная». Но, как и многие другие колбасные изделия, он постепенно стал исчезать, появляясь на прилавках колбасных магазинов все реже и реже. И это стало превращаться уже в явление.

И вот тогда-то и возникло это комическое двустишие, метившее в причуды социалистической экономики, но одновременно поразившее и другую мишень — примелькавшееся словцо советского новояза:

А в отдельных магазинах

Нет Отдельной колбасы.