Эпоха географических открытий

Одной из самых глубоких перемен за последнюю тысячу лет стало распространение Запада за границы Европы. И этому помог не компас, что бы ни утверждал Фрэнсис Бэкон. Этот инструмент изобрели на двести лет раньше, как мы видели в главе о XII в., но тогда он мало что изменил. Мореплаватели начала XIV в. добрались до Канарских островов, и, хотя новости об открытии распространились по всей Европе, а папа даже назначил «князя Счастливых островов» (как тогда назывались Канары), они не привели к дальнейшим путешествиям. Как часто бывает, главным фактором оказались не технологические инновации, а деньги и политическая воля, необходимые для организации этих путешествий, – а одно часто тесно переплеталось с другим. Технология лишь способствовала реализации этих амбиций.

Ключевым элементом для внезапного стремления к открытиям стали циркулировавшие по Европе манускрипты, где описывались богатства дальних стран. Книга Марко Поло, с его рассказами о многолюдных городах, странных культурах и несметных сокровищах, была очень популярна. Еще более популярной стала написанная в XIV в. и практически от начала и до конца выдуманная книга «Приключения сэра Джона Мандевиля». Пересказы подобных историй наверняка наводили бедных моряков на мысли, что путешествие за горизонт может принести им целое состояние. В 1406 г., после того как Якопо д’Анжело перевел на латынь восьмитомную «Географию» Птолемея, написанную на греческом во II в. н. э., начались дебаты о том, что? лежит за пределами известного мира и можно ли будет нанести это на карту, систематически измеряя широту и долготу. Но путешествия были невероятно опасным делом, и, говоря в общем, диванные путешественники, способные прочитать «Географию» на латыни, были не из тех людей, которые могли возглавить первопроходческие экспедиции. А реальных искателей приключений в ту пору мотивировало не любопытство, а золото. Но, когда высокообразованный принц, обладавший безграничным любопытством и достаточными средствами, чтобы ежегодно снаряжать исследовательские экспедиции, познакомился с командой охочих до сокровищ моряков, мир изменился.

Этим принцем был португальский инфант Генрих Мореплаватель (1394–1460), третий сын короля Жуана I и правнук Эдуарда III Английского, которого тогда почитали как величайшего монарха-рыцаря христианского мира со времен Карла Великого. В 1415 г. молодой Генрих, желая добиться и собственной славы, убедил отца собрать большую армию и осадить стратегический порт Сеуту, располагавшийся напротив Гибралтара на самом краю Северной Африки. Экспедиция оказалась успешной. Сеута пала, и Португалия получила первый плацдарм на территории нынешнего Марокко. Но это было только начало. С 1419 г. принц Генрих каждый год снаряжал корабли для исследования Африки. Они все никак не могли обогнуть мыс Бохадор на западном побережье Сахары, печально известный своими туманами, мощным волнением и сильными течениями. Моряки говорили, что «Зеленое море тьмы» (как его называли арабы) уничтожит корабли, если они заплывут за мыс[60]. На самом же деле, проплыв много миль вдоль пустынного берега, они просто не хотели рисковать своими жизнями, отправляясь в неизвестность. Однако в 1434 г. Жил Эанеш, один из капитанов, нанятых принцем Генрихом, обошел мыс Бохадор и вернулся. Ссылаться на «Зеленое море тьмы» уже не получалось.

В 1441–1443 гг. два капитана, Афонсу Гонсалвиш и Нуну Триштан, независимо друг от друга достигли мыса Кабо-Бланко (ныне Рас-Нуадибу), которым заканчивалось побережье Сахары. Их возвращение стало стимулом для дальнейшего исследования Африки: они привезли с собой черных рабов и золотой песок. Все страхи перед опасностями Атлантического океана померкли перед возбуждением от грядущих богатств. В 1455 г. принц Генрих нанял венецианского морехода Кадамосто, который прошел вдоль берега Гвинеи и направился еще дальше к югу. К тому времени португальцы уже начали обменивать в открытой ими части Африки лошадей на рабов: одну лошадь они меняли на девять или десять рабов, если вас вдруг интересует курс. Чтобы поспособствовать подобной торговле, португальские корабелы адаптировали традиционные конструкции кораблей к условиям Атлантического океана, создав оснащенные латинскими парусами каравеллы, которые могли идти под куда более острым углом к ветру, чем все прежние суда. Португальская корона поддерживала экспедиции Генриха, гарантировав ему пятую часть всех прибылей от южных экспедиций и эксклюзивное право на одобрение путешествий, по сути, отдав ему на откуп весь исследовательский бизнес, включая работорговлю.

Португальская империя, возможно, родилась из идеалов рыцарства и крестоносного пыла, но ко времени смерти принца Генриха в 1460 г. ею руководила жажда наживы. Чем больше денег зарабатывали лидеры экспедиций, тем легче им было убедить спонсоров финансировать новые путешествия и тем смелее они продвигались на юг. В начале 1470-х гг. были открыты острова Сан-Томе и Принсипи в Гвинейском заливе у западного побережья Африки. В 1482 г. король Жуан II приказал построить форт Эльмина на Золотом берегу (нынешняя Гана), чтобы защитить португальские интересы в регионе – то был первый из многих фортов, или «факторий», которые португальцы построили, чтобы управлять своей морской империей. Через два года король собрал команду экспертов для того, чтобы разработать лучший способ измерения долготы по положению Солнца. В 1485 г. Диогу Кан добрался до мыса Кейп-Кросс к югу от устья Конго. В 1488 г. Бартоломеу Диаш обнаружил, что, если продвигаться на юго-запад, в сторону от африканского континента, можно поймать юго-западные ветры, которые помогут обогнуть мыс Доброй Надежды. Так португальцы открыли путь в Индийский океан.

Великие открытия заразительны: вдохновленные их примером, другие тоже отправлялись в экспедиции. Жуан II направил эмиссаров в Каир (по суше) и индийский Каликут (по морю), чтобы узнать, как торговать с местными продавцами пряностей. Он, конечно же, намеревался завоевать доминирующее положение на рынке пряностей, вытеснив оттуда арабских мореходов, до этого пересекавших Индийский океан, не встречая никакого сопротивления. В 1497 г. Васко да Гама обогнул на четырех кораблях мыс Доброй Надежды и добрался до Индии. В 1499 г. два его корабля вернулись в Португалию. Узнав об этом путешествии, Мануэл I, наследник Жуана II, отправил целый флот из 13 кораблей под командованием Педру Кабрала, которому помогали навигаторы да Гамы. Флот Кабрала отошел на запад от Африки, надеясь поймать те самые ветра, которые открыл Диас 11 лет тому назад. Но его флот отошел настолько далеко на запад, что высадился на берегах Бразилии. Скромные продвижения по несколько миль в год вдоль африканского побережья превратились в огромную сеть глобальной торговли – из Португалии в Бразилию, из Бразилии обратно в Южную Атлантику, через мыс Доброй Надежды, потом на север вдоль восточного побережья Африки и через Индийский океан до Каликута в Южной Индии. Всего 85 лет прошло с тех пор, как принц Генрих предложил отцу захватить Сеуту и сделать ее плацдармом в Африке.

В течение многих лет Португалия была единственной морской державой, раздвигавшей границы географических познаний Запада, так что многие итальянские мореходы, что вполне естественно, служили португальской короне. В 1482 г. генуэзский мореплаватель по имени Христофор Колумб поступил на службу к Жуану II и побывал в Эльмине. Колумб, однако, был одним из очень редких путешественников, читавших на латыни «Географию» Птолемея. В 1485 г. он сделал Жуану II предложение: если король предоставит ему три корабля, достаточно припасов, титул адмирала океанов и право управлять всеми открытыми землями, то Колумб отправится на запад из Португалии, чтобы достичь берегов Китая. По его подсчетам, расстояние составляло менее 5000 километров. Он думал, что Китай так близко, потому что следовал расчетам Птолемея, который значительно недооценил окружность Земли, посчитав ее равной всего лишь примерно 30 000 километров (на самом деле – около 40 000 километров)[61]. Король Жуан обсудил предложение Колумба со своими советниками; они хорошо знали о недостатках вычислений Птолемея и понимали, что Китай на самом деле намного дальше, чем считал Колумб. Они посоветовали королю отказать амбициозному генуэзскому капитану. Бесстрашный Колумб после этого отправился искать покровительства в Кастилию. Королева Изабелла тоже отправила предложение своим советникам, и те согласились со своими португальскими коллегами. Его родная Генуя, дож Венеции и король Англии Генрих VII тоже ему отказали.

Весь этот эпизод может показаться нам довольно глупым, но ученые были правы: Птолемей совершил ошибку, а этот генуэзский капитан слишком слепо доверял своим амбициям, чтобы осознать ее. Колумб, однако, был невероятно целеустремленным человеком. Он вернулся в Португалию, где ему снова вежливо, но твердо отказал Жуан II. К этому времени он уже знал, что Бартоломеу Диаш обогнул мыс Доброй Надежды и нашел морской путь в Индию. Так что он отправился обратно в Кастилию, чувствуя все большее отчаяние. В 1492 г. королева Изабелла Кастильская и ее супруг король Фердинанд Арагонский захватили Гранаду и наконец завершили Реконкисту. Обрадовавшись успеху, они в конце концов приняли предложение Колумба, несомненно, считая, что он уплывет в закат и больше никогда не вернется.

12 октября 1492 г. Колумб добрался до Багамских островов. Он побывал на Кубе и Эспаньоле (сейчас этот остров разделен между Гаити и Доминиканской республикой), где построил форт и оставил в гарнизоне 39 человек. 4 марта 1493 г., пережив шторм, он пришвартовался в Лиссабоне, чтобы отремонтировать корабль – и, несомненно, чтобы посмеяться над посрамленными португальскими экспертами: он был совершенно уверен, что побывал на прославленном Дальнем Востоке Марко Поло. Он написал хвастливое открытое письмо Фердинанду и Изабелле, сообщив им и остальному христианскому миру о своем открытии; в нем он значительно преувеличил богатства обнаруженных им островов и призвал испанскую королевскую чету срочно профинансировать новую экспедицию, из которой обещал вернуться с огромными богатствами. Судя по всему, в первую очередь его волновало только собственное обогащение. В отличие от португальских первопроходцев, которые не стремились завоевать большие территории, Колумб хотел создать личную империю.

К концу года его желание вернуться было удовлетворено, и он отправился в поход во главе флота из 17 кораблей и 1200 поселенцев и солдат, которые не прочь были сделать себе состояние. Вернувшись на Эспаньолу, он обнаружил, что его форт разрушен, а гарнизон перебит туземцами. Он немедленно принялся мстить – и не останавливался. Его правление характеризовалось систематическим уничтожением коренного населения: местных жителей принуждали к труду в шахтах, пытали, обращали в рабство, казнили, разрушали их семьи, многие погибли от болезней. Бартоломе де Лас Касас, позже ставший борцом за права коренного населения Нового Света, отмечал, что из-за жестокости Колумба население Эспаньолы к 1508 г. сократилось с трех с лишним миллионов до всего 60 000 человек – за 15 лет было уничтожено 98 процентов населения. Те, кто отправились вместе с Колумбом во второе путешествие, не были склонны терпеть его зверства: они так и не получили обещанных сокровищ. К 1500 г. до Испании дошли вести о его тирании, и его лишили губернаторского кресла.

Действия Колумба шокируют. Но, возможно, не стоит удивляться тому, что первый человек, возглавивший экспедицию через Атлантический океан, оказался таким безжалостным эксплуататором коренного населения. Первые путешественники терпели лишения, несчастья и опасности в морских экспедициях не ради самого процесса открытий: их вела исключительно алчность. Чем сильнее было их стремление к золоту, тем на бо?льшие риски они были готовы пойти. Риск Колумба был самым большим из всех. Если бы он и его люди нашли что-нибудь ценное до того, как попасть в шторм и погибнуть, они бы, скорее всего, захватили сокровище, подвергли пыткам или убили его владельцев, а потом спокойно отправились дальше. Некоторые историки считают заморские экспедиции пиренейских королевств продолжением Реконкисты, и в этом есть определенный смысл. Но сам Христофор Колумб больше напоминал викинга начала XI в., чем крестоносца двенадцатого столетия.

Важность первого путешествия Колумба оказалась невероятной. Он сам всегда настаивал, что открыл земли Азии, но более проницательные умы поняли, что он обнаружил совершенно новые земли, которые назвали «Новым Светом» – и это стало катализатором множества изменений. В Тордесильясском договоре (1494) Испания и Португалия разделили этот новый мир между собой: Португалия получила право на все земли за пределами христианского мира, но в пределах линии, лежавшей в 370 лигах (1770 километров) к западу от Азорских островов. Решение Кабрала уйти настолько далеко на запад, чтобы обнаружить Бразилию, было, несомненно, вдохновлено знаниями о том, что Колумб обнаружил земли в этом направлении. В Англии Генрих VII спонсировал плавание венецианского мореплавателя Джона Кэбота (Джованни Каботто), который в 1497 г. открыл Ньюфаундленд. На востоке же дни контроля арабов и венецианцев над торговлей пряностями были сочтены. К 1500 г. европейские купцы поняли, что дешевле будет возить большие грузы перца, корицы и шелка в Европу по португальскому морскому пути, чем отправлять их в маленьких мешочках наземными торговыми путями, которые контролировали венецианцы. Последовавшие вложения в торговые корабли изменили баланс экономических сил. Португалия и Испания раньше были окраиной известного мира, теперь же превратились в самое его сердце, а, как мы уже видели, «доминирующий капиталистический город всегда лежит в центре своего торгового региона». Ведущие семьи и купцы обеих стран разбогатели. А, поскольку акцент в международном бизнесе сместился в сторону океанских путешествий, английские, французские и голландские порты оказались куда ближе к основным торговым путям, чем Венеция и Генуя.

Впрочем, важнее всего в открытии Колумба то, что он разрушил древний миф о том, что все, что достойно познания, уже открыто греками и римлянами. Это мировоззрение сформулировал Бернар Шартрский в начале XII в.: средневековые мыслители видят дальше и больше, чем античные, только потому, что «мы подобны карликам, усевшимся на плечах великанов; мы видим больше и дальше, чем они, не потому, что обладаем лучшим зрением, и не потому, что выше их, но потому, что они нас подняли и увеличили наш рост собственным величием».

Переводы античных текстов XII в., в частности, показали, что античная мудрость по-прежнему лежит в основе средневекового мышления; таким же фундаментом она оставалась и в пятнадцатом столетии. Аристотель по-прежнему считался величайшим из всех философов благодаря своим диалектическим рассуждениям и научным познаниям. Галена по-прежнему считали ведущим медиком, а Птолемея – астрономом и географом. Некоторые средневековые ученые были способны к оригинальному мышлению, но лишь открытие Колумба недвусмысленно продемонстрировало всему христианскому миру, что античные знания отнюдь не абсолютны. Открытия Колумба, Кэбота и Кабрала разнесли авторитет Птолемея в клочья: если уж величайший географ Древнего мира упустил из виду целый континент, как на него можно полагаться во всем остальном? Таким образом, в последнее десятилетие XV в. состоялась настоящая когнитивная революция: внезапное полное изменение мировоззрения, которое больше не сдерживалось предыдущими знаниями и, более того, стремилось расширить их.