VI. Тмутаракань

К Тмутаракани, как мы сказали, летописец не благоволит. Под 1022 г. он вдруг совершенно неожиданно рассказывает о Мстиславе Храбром, «брате» Ярослава: «В си же времена Мьстиславу сущю Тьмуторокани, поиде на Касогы». Мстислав вступил в единоборство с Редедею, князем касожским, победил его, зарезал, взял «вьсе имение его и жену его и дети его, и дань възложи на Касогы. И придьдъ Тьмутороканю, заложи цьркъвь святыя Богородица, и съзьда ю, яже стоить и до сего дьне Тьмуторокани». О касогах уже раньше упоминается в летописи по поводу похода Святослава; о Мстиславе говорится, что он в 988 г. был посажен в Тмутаракани; но где именно Тмутаракань, летописец не объясняет, как ничего не говорит и о том, откуда взялась она, и что с нею было раньше. А между тем, это – история очень занимательная.

В 1792 г. западнее станицы Таманской (близь Керченского пролива) был обнаружен известный в науке под названием «Тмутараканскою камня» чрезвычайно интересный исторический памятник. «Тмутараканский камень» – большая известняковая плита слишком в сажень длиною, в аршин шириною и около 6 вершков толщиною. На продольной узкой стороне плиты вырезана, прекрасными греческой формы русскими буквами, надпись, которая гласит, что в 1068 г. князь Глеб мерял во льду расстояние от Керчи до Тмутаракани морем и нашел, что расстояние это равно 14000 саженям.

Сама по себе надпись – вздорная, даже загадочная по причине своей вздорности: если князь Глеб и сделал то, что ему приписывается надписью, кому и зачем понадобилось увековечивать память об этом «событии»? Самая подлинность надписи была подвергнута сомнению и только теперь может считаться окончательно установленной.

При всей незначительности своего прямого смысла, надпись «Тмутараканского камня» – очень драгоценна, так как с не допускающей разных толкований ясностью устанавливает местоположение древней Тмутаракани.

Слово Тмутаракань – не русское слово, а тюркское: Томане-торхан. Раз город известен под этим тюркским названием уже в древнейших документах, мы имеем право заключить, что первоначально он не был русским, а был Русью завоеван и использован как военный и административный центр.

Уже в начале IX века, судя по житиям святых Стефана Сурожского и Георгия Амастридского, Тмутараканская Русь была сильною черноморскою державою; в 860 г. Русь эта совершила набег на Константинополь, неудачный, правда, но нагнавший такого страху на греков, что отражение набега было объяснено чудом. И не только пиратскими набегами славилась Тмутараканская Русь: она достигла сравнительно высокого уровня культуры. В житии свв. Кирилла и Мефодия повествуется о том, что св. Кирилл, командированный константинопольским правительством в Хазарию, на пути, в Корсуне, повстречался с «русином», который оказался владельцем евангелия и псалтири, писанных на русском языке и русскими буквами. Христианство распространилось среди Тмутараканской Руси еще во второй половине IX века; была у них своя епископия.

Знают Тмутараканскую Русь не только греки, но и арабы. По словам этих последних, Русь делала далекие походы на Восток: русские суда из Азовского моря поднимались по Дону, оттуда волоком перебирались на Волгу, по ней спускались в Каспийское море и направлялись к южным его берегам. Таким образом, Русь хорошо знала не только Предкавказье (владенья ясов, касогов, хазар) и черноморское кавказское побережье, но и прикаспийское Закавказье. По словам Ибн-Хордадбэ, писавшего в 60—70-х годах IX века, Русь привозила свои товары на верблюдах в самый Багдад. Яркою, бурною жизнью жила удалая Тмутараканская Русь, знала все чудеса Востока и Царьграда и умела брать у соседей лучшие их культурные и материальные приобретения. Приходится горько пожалеть о том, что и в той области, где когда-то жила эта старейшая культурная отрасль русского племени, до сих пор не произведены сколько-нибудь систематические и исчерпывающие раскопки, и мы знаем далеко не все, что можно было бы и следовало бы знать.

Ведь если посмотреть на карту, то ясно, что Тмутаракань, по самому своему географическому положению у устья Кубани и у выхода из Азовского моря в Черное, т. е. в сущности у устья Дона, является местом чрезвычайно удобным для взимания пошлин со всей вывозной и ввозной торговли Подонья, Поволжья и Прикубанья с Византиею, и, вместе с тем, может служить великолепною базою для всех тех многоразличных военных и торговых предприятий, о которых мы только что говорили.

Но для того чтобы делать далекие массовые походы, мало иметь один город – надо иметь страну, в которой бы жили и хозяйствовали семьи воинов, в которой бы подрастали новые поколения удальцов. Ведь Тмутаракань, как мы уже отметили, не русский город, а завоеванный, русский клин среди врагов: ясов и касогов на востоке, абхазцев на юго-востоке, греков на западе, в Крыму. Князья сидят в Тмутаракани, потому что это – необыкновенно доходное место и потому что князья прежде всего – воины, задача которых защищать страну от всяких врагов. Но страна-то где? Карта дает недвусмысленный ответ: на север и на запад от Азовского моря, между Хазарией и Киевщиной, между Доном и Днепром, по Донцу. И можно с уверенностью сказать, что, если когда-нибудь будет хоть что-нибудь сделано для систематического и полного археологического исследования Украины, мы из земли выкопаем материальные остатки древнейшей высокой русской культуры.

Тмутараканская Русь для Киевской могла иметь – и, наверное, имела – немалое значение, как проводник восточного элемента. Чтобы оценить это влияние, достаточно прочесть рассказ летописи о том, как Мстислав с хазарами и касогами пошел на Ярослава, как Ярослав должен был бежать в Новгород, вернулся с варяжским войском, но был разбит, и как Мстислав поделился с Ярославом: себе левобережная Украина, Ярославу правобережная. Летописец прямо говорит, что, пока был жив Мстислав, Ярослав не смел жить в Киеве, и что лишь после смерти Мстислава Ярослав стал «самовластием Русской земли». Владения Мстислава простирались от Днепра до Кавказа. И где были его симпатии, хотя он и переселился лично из Тмутаракани на другой конец своих владений и княжил в Чернигове, показывает приводимое летописцем его изречение после кровавого боя у Листвена: увидев «лежаща иссечены свои

Север и Варяги Ярославле», Мстислав воскликнул: «Къто сему не радъ? се – лежить Северянин, а се – Варяг, а дружина своя цела!». Своею дружиною для него было хазарско-касожское войско!