«Ааааааххх»

С приведением слушателей в состояние ностальгии по неизвестно чему, кроме Джо Дассена, прекрасно справляется Жерар Лёнорман со своими песнями «Вот ключи» (Voici les cl?s, 1976) и, конечно, «Баллада о счастливых» (La ballade des gens heureux, 1975).

Идолу подростков Майку Бранту вечная слава досталась за две песни: классическую сентиментальную «Позволь мне любить тебя» (Laisse-moi t’aimer, 1970) и «Всего лишь слеза» (Rien qu’une larme, 1973). Говоря о категории шансонов «французская ностальгия семидесятых годов», нельзя упускать из виду голландца Ваутера Отто Лейвенбаха. Когда provo[162] в 1965 году поставили город Амстердам на уши и находиться там стало невозможно, столичный житель Лейвенбах отплыл на своей барже во Францию. Продвигаясь вперед с черепашьей скоростью (примерно шесть километров в час), он постепенно узнает свое новое отечество.

В последний раз он выступает на Фестивале песни как гражданин Голландии в 1969 году, затем, взяв себе сценическое имя Дэйв, поет уже только по-французски.

Свое красивое имя он позаимствовал у Короля Давида. Некоторые теологи утверждают, что Давид был гомосексуален, приводя в качестве доказательства его нежную дружбу с Ионафаном. Сам Дэйв тоже долгое время скрывал свою гомосексуальность. В восьмидесятые годы его карьера зашла в тупик, но позже к нему пришел успех, и талант его раскрылся в полной мере. Он совсем не скрывает своей природы. В известном рекламном ролике о сыре Эдам журналист входит в кухню Дэйва и спрашивает, любит ли он женщин: Tu aimes les dames?[163] Певец отвечает: J’aime les dames[164], и журналист смотрит на него удивленно. Тогда Дэйв открывает свой холодильник, битком набитый Эдамским сыром. Ага, тут игра слов: J’aime L’Edam[165].

Его шансон «По направлению к Свану» (Du cot? de chez Swann, 1975) – разумеется, намек на Пруста. Дэйв поет о желании вернуться в то время, когда он, еще ребенком, был влюблен и целовал свою возлюбленную в щечку под деревенским дубом. «Когда-нибудь хватит одного запаха, чтобы разом вернуть волшебное ощущение того утра». Как и Пруст, он знал, что, благодаря ощущениям, можно без труда перенестись во времени сколь угодно далеко.

В конце семидесятых он пытается с помощью сингла All? Elisa извлечь пользу из увлечения дискотеками, которое благодаря фильму Saturday night fever[166] не миновало и Францию, но дискотеки оказались не для него.

Шейла добивается международного успеха с песней Spacer (1979), которую специально для нее написала группа Chic. Внимательно слушая ее пение, можно уловить в ее английском французскую окраску.

И Далида вносит свой вклад бессмертной «Я умру на сцене» (Je veux mourir sur sc?ne).

Еще все глаза устремлены на Patrick Juvet, затянутого в тесный костюм. На дискотеках с его «Где эти женщины?» (O? sont les femmes) могут соперничать только хиты вечно юного Клода Франсуа, перед чьей «Магнолией навсегда» (Magnolias for ever) невозможно устоять. Если во Франции и существует культура диско, то этот номер для нее – самый лучший. Или все-таки нет?

Расшитая блестками одежда, a главным образом – зажигательные танцевальные па породили многочисленные сообщества клодетток.

Эти дамочки, затянутые в прозрачное трико, сквозь которое нетрудно разглядеть их маленькие грудки, окружали одетого в расшитый блестками костюм Клода Франсуа, и из телепрограммы в телепрограмму рекламировали Magnolias for ever. В начале 1978 года им пришлось разучить новенькую подтанцовку для последней, ставшей классикой, Alexandrie Alexandra.

Клод Франсуа страдал оттого, что многие критики не воспринимали его всерьез, и он попросил автора с прекрасной репутацией, Этьена Рода-Жиля, написать к его мелодии текст.

Франсуа нашел результат несколько сложным. Он шутя признавался, что даже не понял, о чем эта Alexandrie Alexandra. Кстати, о чем идет речь в Alexandrie Alexandra? Знатоки уверяют: речь в ней идет о любви, случившейся в Египте, на родине Франсуа. Лихая подтанцовка лихорадочно мечется, исполняя положенные антраша.

«Я выпью Нил до дна, если меня не остановить» к концу превращается в: «Я съем тебя сырым, если меня не остановить».

Песня строится на неотразимом ритме, ведомом отлично подобранными звукоподражаниями. Звуки aaaahh, которыми песня начинается и которые регулярно возвращаются как мини-рефрен, во Франции считаются чем-то вроде национального достояния.

Многократно повторяемое aaaahh, назло всем усилиям Джо Дассена, без сомнения – заключительный вскрик, самое известное звукоподражание в истории французского шансона.

Но это еще не все, слова «Я в твоей жизни, я лежу у тебя на руках» сопровождаются страстным tutututu. Ни один француз, взявшийся подпевать: «Сирены александрийской гавани поют всегда одну и ту же мелодию» – не упустит шанса проорать во все горло: woowoo!!

Любопытные, желающие понять каждое слово, должны насторожиться на следующей мистической фразе из Alexandrie Alexandra: J’ai plus d’app?tit qu’un barracuda. Собственно, barracuda – огромная, хищная морская рыба, вроде щуки. Очевидно, автор имел в виду: «Я голоден сильнее, чем морская щука». Но во Франции эта фраза пробуждает и другие ассоциации.

Опасности? Клод Франсуа с опасностью на «ты». Он пережил серьезную автомобильную аварию, драку с сумасшедшим фаном, пожар в собственном доме, нападения террористов IRA и неизвестного, расстрелявшего его автомобиль из проезжавшей машины. Клокло приобрел репутацию едва ли не бессмертного.

В начале 1978 года в его парижской квартире стало регулярно отключаться электричество. Пришел электрик и проверил все, кроме личной ванной хозяина, куда он не смог попасть, потому что в спальне спал Клокло. Электрик обещал зайти через неделю еще раз. Лучше бы они разбудили Франсуа…

В субботу 11 марта телеведущий Мишель Дрюке ожидает певца, который должен выступить в его программе Rendez-vous du dimanche[167]. Франсуа, как всегда, опаздывает. Репетиция начинается без него. Он все не появляется. Начинается шоу, во время которого Клокло должен был представить публике свой новый сингл Alexandrie Alexandra.

Вдруг передача прерывается срочной новостью, прозвучавшей как взрыв бомбы: «Клод Франсуа умер». Мишель Дрюке замирает перед камерами на полуслове, немая сцена.

Постепенно доходят подробности. Клокло хотел принять душ. Лампа на стене ванной уже давно висела криво. Он попытался ее поправить. Провод оборвался, и его ударило током. Подруга Франсуа пыталась оттащить его в сторону, но он не сразу отпустил лампу. Лампа сорвалась со стены. Он потерял сознание. Приехала «скорая». В результате принятых мер сердце и дыхание восстановились. Все решили, что он снова выкрутился. Но тут с ним случился инфаркт. Изо рта пошла кровь. И он умер.

В последнем интервью Клод Франсуа сказал: «Я предпочел бы жить вечно, даже болеть, я не хочу скорой, счастливой смерти».

Назавтра после его смерти во Франции проходили выборы в парламент. Это вдохновило газету Lib?ration на дурацкую шутку: «Claude Fran?ois a volt?»[168]. Они добавляют к этому еще кое-что похуже: «Любимец девчонок-тинейджеров прикончил себя электричеством в собственной ванной».

Смерть Франсуа напомнила многим о внезапной смерти Элвиса Пресли, случившейся несколькими месяцами раньше. 15 марта скорбящая толпа собирается у церкви в Отёй. Появляется гроб, но его встречают не аплодисментами, как это принято на похоронах актеров, – но криками ужаса. А новый сингл Alexandrie Alexandra поступает в магазины в тот же самый день. J’ai plus d’app?tit qu’un barracuda, – рыдают поклонники. Морская щука, утонувшая в парижской ванне.

Для французской песни наступили мрачные времена. В 1975 году мир потрясло самоубийство Майка Бранта: юный певец, не выдержав успеха, спрыгнул с шестого этажа многоквартирного дома в Париже.

Но и это еще не конец. 20 августа от сердечного приступа умирает Джо Дассен.