«Жизнь крайне вредна для здоровья»

От улицы Шапель до улицы Белльвилль пешком не доберешься, пришлось спускаться в метро. Я выхожу на станции Пиренеи. Улица Белльвилль идет под горку, машин на ней полно, народу тоже немало. Но самое главное – отсюда открывается изумительный вид на Эйфелеву башню. Вообще-то и без башни панорама была хороша, потому как с холма всегда можно увидеть что-то интересное, как со знаменитого Монмартра; кстати, к тому времени, когда Эйфель принялся возводить свою железную штуку, этот район давным-давно носил название Белльвилль.

К дому номер 72 прикреплена мемориальная доска, которую торжественно открывал в 1966 году Морис Шевалье: «На ступенях крыльца этого дома в 1915 году родилась Эдит Пиаф, дочь нищих родителей. Впоследствии ее голос приводил в восхищение весь мир.»

Да, так оно и есть. Песенки Пиаф тронули бессчетное количество сердец по обе стороны океана. Но Эдит Гассион родилась не на улице, а в госпитале неподалеку отсюда. Конечно, жизнь Пиаф окружена легендой с первого ее вздоха. Впрочем, все остальное, что сказано о ней, полностью соответствует действительности.

Юность Эдит – крестный путь, состоявший из трех частей.

Часть первая. Папаша Гассион был акробатом, добывавшим жалкие гроши, выступая на улице или в цирке-шапито. Мамаша Гассион была певичкой и выступала на парижских бульварах. У обоих не было времени заботиться о дочурке.

Часть вторая. Бабушка с дедушкой со стороны матери не стеснялись добавлять немного алкоголя в бутылочку, чтобы девочка лучше спала, и не ели сыра, так как считали это негигиеничным.

Часть третья. Детские годы Эдит провела в Нормандии, в борделе, который содержала другая бабушка – со стороны отца. Здесь у маленькой Эдит оказалось даже чересчур много матерей. Она перенесла болезнь глаз, из-за которой едва не ослепла на всю жизнь, и сохранила благодарность за чудесное исцеление своему ангелу-хранителю – Святой Терезе. Где кончается реальность и начинается выдумка, не вполне ясно, поэтому все посвященные Пиаф книги и фильмы изображают этот период ее жизни немного карикатурно.

Но как случилось, что она стала певицей? Судьба Пиаф сформировалась в два этапа. Первый ключевой момент случился в конце двадцатых: Эдит приходилось сопровождать отца, когда он показывал на улице акробатические номера. Ее работа состояла в сборе денег. Так вот, папаша Гассион повадился пробуждать интерес публики, всякий раз обещая, что после представления дочка совершит опасный прыжок. Каждый раз, снова и снова, ей приходилось извиняться, говорить, что она не умеет прыгать, что у нее нет к этому таланта, что она – не акробат. Но однажды кто-то запротестовал, заявив, что папаша Гассион обманывает публику.

И Эдит должна была хоть что-то сделать. Папаша поспешил на помощь и объявил, что она споет. Бедная девочка была сильно напугана. Она знала только одну песню, да и от той помнила лишь припев. Но делать нечего, надо петь. Так что она спела несколько строк «Марсельезы» и таким образом выпуталась из положения.

Второй ключевой момент, 1935 год. Эдит наконец отделалась от папаши и попыталась добиться успеха сама, вместе с подружкой, Симоной Берто. Они пели на краю площади Этуаль, неподалеку от Триумфальной арки, и тут Эдит сделала первые шаги в своей звездной карьере.

Луи Лепле, менеджер ночного клуба «Жерни», заметил двух уличных певичек и был очарован Эдит. Он сразу предложил ей выступить у него. Ее лохмотья вызывали жалость, но вездесущий Морис Шевалье объявил после ее выступления urbi et orbi[55]: «Она может всё!» И Лепле сам объявил в первый вечер выступление певицы ростом 147 сантиметров, как «La m?me Piaf» – воробышек. Так началась ее артистическая карьера, и, вдобавок, у нее появилось сценическое имя. La m?me Piaf удалось взлететь на своих маленьких крылышках высоко-высоко.

Вот только полет оказался недолгим. В точности как Оноре Бальзаку и Жаку Брелю, все двадцать пять лет своей карьеры ей приходилось терпеть удары судьбы. Бальзак умер в 51 год, Брель – в 49 лет, Пиаф ушла из жизни в 47. Мне кажется, все трое сидят теперь где-то там, наверху, под одним деревом, и болтают о своей прошлой жизни в подлунном мире.

Бальзак задает тон автобиографической цитатой из «Кузена Понса» (1847): «Действительно, всякому необходимо иметь какое-то удовольствие от жизни. Человек, лишенный страстей, совершенный праведник – явление противоестественное, это уже не человек, а полуангел, у которого вот-вот вырастут крылья».

За ним вступает Брель, прикуривает от спички бог знает который «Голуаз». И, выпуская дым, напевает из своего адажио: «Жизнь крайне вредна для здоровья».

И оба замолкают, когда Эдит подводит черту: «Нет, я не жалею ни о чем»[56].

Это внезапное признание говорит само за себя. У Эдит было чутье, она знала, что нужно публике. Завораживающая манера исполнения; песни, полные неистовой силы; глубокая печаль.

Пиаф очертя голову кидалась в море сильных, высоких чувств. Ей было трудно, вернее – почти невозможно от чего-либо отказываться: от новых песен, от незапланированного турне, от очередной смены любовника. Те, кто писал для нее тексты, знали, какие песни подойдут Пиаф.

Двадцать седьмого октября 1949 года, в авиакатастрофе, она потеряла Марселя Сердана – сама Пиаф уверяла, что Марсель – величайшая любовь ее жизни. В тот вечер она давала концерт в Нью-Йорке.

«Если когда-нибудь жизнь разлучит нас с тобою,/Пусть ты умрешь, пусть будешь далеко,/Это не важно, раз ты меня любишь».

Никогда больше «Гимн Любви» (L’hymne ? l’amour) – не прозвучит в ее устах с такой силой. Исполнив его, она упала без чувств. Для этой песни она сама написала слова, хотя вокруг была целая толпа поэтов, обычно писавших для нее. Строки «В той бесконечной синеве / Меня больше ничто не встревожит» звучат в контексте авиакатастрофы мистическим провидением. Следующий стих – «Бог соединяет любящие сердца!» – указывает на то, что Пиаф была человеком глубоко верующим. Намекая на знаменитую femme fatale[57] древности, Ив Монтан, сам бывший одним из ее любовников, подчеркивает это важное качество Пиаф: «Она молилась перед сном каждый вечер. Вряд ли можно представить себе Мессалину – в одной рубашке – молящейся».

Боксер Марсель Сердан был ее великой любовью, но, чтобы сосчитать всех мужчин в ее жизни, не хватит пальцев на руках.

Кое-кто оставался с ней некоторое время, остальные появлялись и исчезали почти мгновенно.

«Он ушел утром», – поет она в знаменитом «Легионере» (Mon l?gionnaire). Центральная фигура этого первого шансона в ее репертуаре, ставшего классическим, – страстный любовник на одну ночь:

J’sais pas son nom, je n’sais rien d’lui.

Il m’a aim?e toute la nuit,

Mon l?gionnaire […]

Il ?tait mince, il ?tait beau,

Il sentait bon le sable chaud,

Mon l?gionnaire.

Я не знаю его имени, я не знаю о нем ничего.

Он всю ночь любил меня,

Мой легионер! […]

Он был строен, он был красив,

От него пахло горячим песком,

Мой легионер!

Текст написал Раймон Ассо, в тридцатые годы – партнер Эдит, сыгравший важнейшую роль в ее жизни. Он обучил ее, как правильно вести себя за столом, как двигаться по сцене, как петь. Собственно, он заложил основы образа «Великой Пиаф», которому она следовала всю жизнь. В конце песни солдат иностранного легиона погибает, и героиня никогда уже не сможет повидаться с ним.

В 1987 году Генсбур выпустил фанк-версию «Легионера», которая благодаря сногсшибательным гитарным остинато[58] и несомненной гомоэротичности текста (героиню исходного шансона он переделал в героя) довольно скоро сделалась одним из классических произведений. Многие артисты беспардонно крали работы Пиаф. Скажем, Грейс Джонс и королева диско Донна Саммер «позаимствовали» у нее «Жизнь в розовом свете» (La vie en rose), а Эммилу Харрис забрала себе «Любовников» (Les amants).

Но я предпочитаю всем песням Пиаф вот эту: «Я не вижу этому конца» (Je n’en connais pas la fin), песнь любви 1939 года, которую бедняга Джефф Бакли ввел в мир своей собственной музыки в свободном переводе. Такого рода интерпретации, несомненно, наилучшая форма распространения по всему миру наследия Пиаф.