Образование, духовная жизнь и междоусобицы

Материальное благополучие могло быть одним и даже обязательным условием культурного превосходства Нишапура, но не было его причиной. Бесспорно, грамотное управление сыграло главную роль. Первым правителем, создавшим новую Центральную Азию со своим дворцом в Нишапуре, был сын Тахира Абдаллах. Вдумчивый и мудрый правитель, он стал бы известен, живя в любое время. Абдаллах писал стихи в свободное от государственных забот время. Он также придерживался мнения довольно необычного для тех времен, да и для любого другого времени, что благополучие государства зависит исключительно от крестьянства. «Бог, – говорил он, – кормит нас их руками, приветствует нас их ртами и прощает их жестокость». Это привело его к необычному выводу: государство должно развивать общее образование. «Знания, – заявлял он, – должны быть доступны достойным (знати) и недостойным (например, крестьянству)». При правлении Абдаллаха эти идеи реализовались не только к Нишапуру, но и ко всей Центральной Азии. Выдающийся российский ученый В. Бартольд изучил политику Абдаллаха и нашел свидетельства того, что во время его правления даже детей бедных крестьян отправляли в города на обучение[565].

Впечатляющее распространение образования при Абдаллахе, которое было продолжено в последующие века, сосуществовало с тем, что можно описать как нестабильные социальные условия. Ключевыми «актерами» на социальной сцене Нишапура были землевладельцы (дехкане) – с одной стороны и ремесленники и работники – с другой. Каждая из сторон заслуживает пристального внимания.

Благодаря Ричарду Буллиету, исследовавшему многие дошедшие до нас генеалогии и истории семей, мы можем заглянуть в жизнь дехкан, доминировавших в политической и культурной жизни Нишапура[566]. Эти богатые семьи быстро сколотили свое состояние, а затем утвердили собственное превосходство, заявив о возвышенности культуры. Одни нашли свое призвание в качестве покровителей, другие – как мыслители или писатели, особенно в сфере религиозного права. В этой важной области, затрагивавшей каждый аспект гражданской жизни, знать разделилась на два непримиримых лагеря. Те, кто следовал за Абу Ханифой, иракским ученым VIII века, считали важным предоставить больше свободы для индивидуального толкования Корана и хадисов (при вынесении правовых решений). Ханафиты считались (и считаются до сих пор) более «либеральными» и «рационалистами»[567]. Против них выступали последователи ученого IX века из города Газа аш-Шафии, которые в сфере права были на стороне богословов-фундаменталистов.

Эти различия были лишь фасадом, за которым скрывался более глубокий раскол, ставивший сторонников свободной воли, рационализма и даже мутазилитской теологии против традиционалистов и приверженцев «жесткой линии». Если первые приветствовали проницательность живого ума, то последние считали, что раз Бог создал и контролирует каждую частицу вещества, то все разговоры о причине и следствии – основных столпах науки – бессмысленны.

Летописи Нишапура сообщают нам о том, что в 997 году лектор-правовед по праву мог привлечь аудиторию численностью 500 человек – это очевидное доказательство глубины вражды между противоборствующими сторонами и вовлеченности общества в эти дебаты[568]. Неоднократно такие собрания перерастали в беспорядки, доказывая, что в реальности спор имел мало общего с тонкостями права или теологии, а скорее был связан с вопросом контроля над местной политикой. Отсутствие единства, проявлявшееся в наличии этих двух враждующих групп, постоянно подрывало власть знати. Говоря словами Буллиета, это были «долгие, мягкие, неуклонно сгущающиеся сумерки»[569]. В другом отрывке он говорит резче: знать как класс «совершила самоубийство»[570].

Пока богатые боролись друг с другом, торговцы Нишапура высказывали свое мнение против обеих партий, отстаивая собственный радикально-популистский традиционализм. Они присоединились к хариджитам (буквально «покинувшие») – это первое из сообществ, обособившееся от основной части мусульман в годы смуты VII века (начавшейся после убийства халифа Усмана). Хариджиты провозгласили, что религиозная и гражданская власть должна принадлежать не наследникам Али, а тем, кто был безгрешен, и что хорошая репутация могла быть как у простого человека, так и у знатного. Согласно этому аргументу высоконравственный слуга имел такое же право возглавлять общину правоверных, как и знатный араб или даже потомок пророка Мухаммеда. Тысячи нишапурских простолюдинов придерживались этого явно отступнического взгляда и собирали воинствующую толпу каждый раз, когда какая-либо из групп представителей знати заходила слишком далеко в отстаивании своих убеждений. Один из предводителей хариджитов – Абу Абдаллах аль-Каррам – был благочестивым аскетом. Правители Нишапура часто отправляли его в тюрьму. Однако это не препятствовало его деятельности, а, напротив, помогало привлечь новых сторонников. Известные как каррамиты, они распространились по многим городам Центральной Азии.

Эта борьба между тремя сообществами усилилась в золотую эпоху Нишапура, постепенно поглощая энергию общества, но одновременно создавая среду, в которой идеи действительно имели значение. Мог ли кто-то еще в другом городе написать восемь объемных томов о жизни местных ученых-правоведов, богословов и других образованных людей, как это сделал некий Хаким аль-Байи Насабури около 1000 года?[571]

Другие города Хорасана старались не отставать от Нишапура. Так, наместники Тахиридов в Мерве, желая показать, что они тоже поддерживают правоведов и писателей, оплатили выпуск нескольких сборников по праву и поэзии[572].