Что случилось?

Почему эпоха Просвещения завершилась и когда это произошло? Последний из трех вопросов, заданных на первых страницах данной книги, не приблизился к ответу после четырнадцати глав. Не существует одной гипотезы, которая (в случае подтверждения) позволит нам объявить задачу выполненной: некоторые исследователи, например, просто отрицают факт упадка. Так, австралийский исламовед Мухаммед Абдалла, который обратился к работам марокканского историка XIV века Ибн Хальдуна, чтобы доказать, будто в арабском мире все еще оставались великие ученые и мыслители даже после кризиса научной жизни в Центральной Азии. Однако при более внимательном изучении оказывается, что Ибн Хальдун сам утверждал прямо противоположное: даже несмотря на то, что наука приходила в упадок в арабском мире, они продолжали работать «в восточной части державы», а именно в Центральной Азии[1438], но фактически это было не так!

Известный немецкий историк Соня Брентьес называет саму идею упадка исламской цивилизации «оценочной» и «неприемлемой»; ее якобы породили XIX век и война с «исламским терроризмом», которая началась после 11 сентября 2001 года[1439]. Но Брентьес, первоклассный арабист, не ограничивается идеологическими выпадами. Она аргументированно защищает аль-Газали, чья критика науки, по ее мнению, имела лишь незначительное воздействие, а также представителей медресе, которые менее критично относились к рационализму и науке, чем предполагает большинство западных ученых.

Куда большей популярностью пользуется идея, согласно которой философская и научная мысль, процветавшая в Центральной Азии, жила полной жизнью и в трех мусульманских империях, которые во многом опирались на центральноазиатскую традицию – в державах Великих Моголов в Индии, Сефевидов в Иране и Османов в Турции. Конечно, эти империи накопили невероятные богатства в период своего расцвета и построили великолепные столицы в Агре, Дели, Лахоре, Исфахане, Ширазе, Стамбуле и Каире. Их культура отличалась изысканностью, которая неизменно впечатляла иностранных гостей. Но мы помним (см. главу 14), что наука в этих империях была бедна и качественно, и количественно, и что философия состояла скорее из комментариев, чем оригинальных работ. В конце концов, величайшие культурные достижения этих великих исламских империй лежат не в сфере идей, а в сфере эстетики.

Миром правила красота, а истину считали завершенной и не нуждающейся в дальнейших изменениях и дополнениях. Такое убеждение придало научной жизни этих империй ностальгический оттенок и лишило ее стимула, который может предоставить лишь новое знание. В результате они растратили свое великое научное наследие, причем до такой степени, что позволили большей части великолепных рукописных книг эпохи Просвещения физически обветшать и исчезнуть из библиотек и частных собраний. Важно, что катастрофические масштабы утраты книг и трактатов эпохи Просвещения обусловлены в первую очередь отношением наследников той цивилизации, а не действиями чужаков. Фактически именно европейцы первыми предприняли попытки найти и сохранить немногочисленные дошедшие до XVIII–XIX веков тексты.

Все три поздние империи пострадали из-за отсутствия современных университетов и других центров обучения, от фатально медленного распространения книгопечатания и от недостатка контактов с другими центрами мысли.

Итак, давайте признаем, что Центральная Азия испытала серьезный научный упадок после 1100 года нашей эры. Примем также вслед за ливанским историком Ахмадом Даллалом, что этот упадок не был неизбежным и предреченным исламской культурой, а скорее стал результатом стечения исторических обстоятельств[1440]. При этом ученые никак не могут определиться с периодизацией этого упадка по той простой причине, что разные авторы измеряют ее по-разному. Так, автор работы «Вольнодумцы средневекового ислама» считает главным возможность открытого высказывания своей позиции скептиками и агностиками. На этом основании, как она пишет: «После Х века откровенное проявление вольнодумства стало невозможным. Ученые начали обсуждать вопросы веры завуалированно. Философские притчи, как у Ибн Сины, позволяли делать это более безопасным для авторов образом и, возможно, также более выигрышным интеллектуально»[1441].

Другие ученые отмечают сокращение фундаментальных исследований в сфере науки и философии. Этот упадок стал проявляться в эпоху поздних Сельджуидов и уже за 100 лет до монгольского завоевания стал очевиден для всех. Скудость умственной жизни в сильной и богатой державе хорезмшахов XII века подчеркивает радикальность сдвига. Угасание научной жизни отразилось не только на количестве, но и на качестве текстов: сборники, энциклопедии и собрания сочинений во многих областях заменили новые работы. Появление Насира ад-Дина ат-Туси или краткий прорыв в сфере астрономических исследований, осуществленный Улугбеком и его соратниками, – это редкие исключения, которые не смогли переломить ситуацию.