«Тень Бога на земле»

Какой цели служила «военная машина» Махмуда? Султан не имел на этот счет никаких сомнений – он видел себя «тенью Бога на земле»[909] и культивировал образ блюстителя веры, заявляя, что выучил наизусть весь Коран и написал (или дал поручение кому-либо другому написать) книгу по мусульманскому праву (фикх[910]). Его писатели-современники поддерживали этот образ[911], отмечая, что земное предназначение Махмуда – продвигать дело суннитского ислама внутри страны и в других государствах и уничтожать все, что мешает реализации этой цели. Некоторые считали такое поведение типичным для неофита, а также проявлением агрессии тюрков-степняков (в противовес более спокойным культурам персоязычных оазисов, обитатели которых зачастую были достаточно уверенными в себе, чтобы не бросаться в религиозные авантюры). Но необходимо отметить, что тюрки Караханиды тоже были мусульманами-суннитами и обратились в веру даже позже Газневидов. Однако вера Караханидов была спокойной и терпимой, в то время как вера Махмуда – неистовой и ограниченной. Именно в период правления Махмуда многие мусульманские мыслители начали испытывать серьезные сомнения относительно этической обоснованности священной войны, или джихада, заставляющего «неверных» выбирать между исламом и смертью[912].

Хотя большинство писателей, которые восхваляли Махмуда за его радение о вере, состояли в его окружении, их заявления о его религиозных мотивах небезосновательны. Он первым принес ислам в самое сердце Индии, и когда разрушал один индуистский храм за другим, то делал это во имя ислама. Глубоко преданный халифу и его суннитской вере, Махмуд обнажал свой меч против неверных, а особенно шиитов. Его люди разыскивали и убивали исмаилитов в Иране и Пакистане[913], а также уничтожили власть шиитской династии Буидов в Рее, откуда они контролировали халифат в течение ста лет. Во время этой деятельности Махмуд был безжалостен, использовал своих слонов, чтобы топтать неверных, предавал их и их библиотеки огню[914]. Даже Бируни не остался вне подозрений: придворные султана сомневались в его правоверии (надо признать, что у них были для этого основания).

Однако важно отметить бесчисленные примеры действий Махмуда Газневи, совершенных совсем по другим мотивам. В Нишапуре он начал с поддержки традиционных суннитов, но затем, в Хорасане, посчитал удобным поддержать секту каррамитов, которые объявили войну халифам и их богатствам[915]. Преданный Махмуду секретарь сочинил стихи, чтобы представить этот циничный маневр как акт политической прозорливости, но все понимали, чем это являлось на самом деле[916]. Тем временем нишапурский наместник из числа каррамитов устрашал подданных, устраивал показательные процессы, зачистки, убивал врагов своей секты и заставлял их отречься от своих взглядов – «его слюна была смертельным ядом, и его выдох означал разрушение»[917]. Позже Махмуд резко изменил свою позицию, лишил каррамита власти и снова поддержал суннитов.

Крови своих братьев-мусульман султан пролил не меньше, чем крови иноверцев. Во время уничтожения индуистских храмов в Индии он, не колеблясь, развернул свои индийские войска против мусульманских сил. Добившись подчинения этих и других покоренных индусов, Махмуд выделил им целый квартал в своей столице и позволял свободно поклоняться своим богам – такой терпимости он никогда не выказывал по отношению к отклонившимся от истинной веры мусульманам[918]. Он вернул завоеванные индийские территории обратно их бывшим правителям в обмен на дань. При всем уважении к религиозной власти халифа Махмуд к концу своего правления направился на покорение самого халифата[919].

Был ли Махмуд лицемером? Наверное, нет, если предположить, что лицемер понимает разницу между принципами и практикой. Но записи о Махмуде в хрониках свидетельствуют, что ислам для него не был ни постоянным руководством к действиям, ни сдерживающей силой. Когда ему было удобно, он облачался в белые одежды благочестия, но часто действовал руководствуясь исключительно жаждой завоеваний, при этом оставался убежденным в том, что является искренним борцом за веру.