Аль-Мамун: догматичный защитник разума

Незадолго до смерти Харун совершил, возможно, один из самых опрометчивых своих поступков. Вместо того чтобы назначить в качестве преемника одного из своих двоих сыновей, Амина или Мамуна, он разделил халифат и приказал обоим братьям поклясться на камне Каабы в Мекке, что они будут править вместе. Это не могло не привести к гражданской войне, особенно учитывая, что мать Амина была арабского происхождения, а мать Мамуна – персидского[417]. Халиф аль-Мамун уже захватил дворец в Мерве, где когда-то зарождался аббасидский халифат, и он надеялся возродить его могущество.

Прибытие аль-Мамуна в Мерв было встречено стихотворным приветствием местного поэта по имени Аббас. Хотя Аббас писал обычно на арабском языке, он выбрал свой родной, набирающий силу новоперсидский язык (фарси), для этой важной задачи:

«Ни один поэт до меня никогда не воспевал оду таким образом.

В персидском языке недостаточно слов, чтобы начать такой стих.

Но почему я выбрал этот язык, дабы воспеть вам похвалу,

Это потому, что таким образом прославляя и хваля Ваше Высочество, мой стих выиграет в грациозности и получит истинное очарование»[418].

Жители Центральной Азии присоединились к Аббасу в приветствии Мамуна как истинного правителя их региона, он были против тех сил и той власти, которая правила в Багдаде. Это был новый Абу Муслим, но признанный народом. Когда его брат и соперник Амин осмелился отправить войско в Центральную Азию, силы аль-Мамуна, в основном состоящие из тюрков, разбили его. Убрав Амина со своего пути, аль-Мамун двинулся на Багдад. Но местные арабы и жители города объединились, чтобы оказать сопротивление этому вторжению из Центральной Азии, и конфронтация переросла в осаду, длившуюся с августа 812 года по сентябрь 813 года. Это был ужасный год противостояния и стравливания осаждающих и осажденных, год резни среди враждующих групп внутри самого города. Когда наконец город пал, его население было уничтожено, а дома и дворцы лежали в руинах, аль-Мамун был в Мерве, поскольку он все еще сражался со своими соперниками, что продолжалось до 819 года. Таким образом, во время ключевого десятилетия для Центральной Азии Мерв был центром халифата и столицей большей части исламского мира.

Аль-Мамуну, как и халифу аль-Мансуру и Абу Муслиму до него, нравился Мерв. Он уже воздвиг для себя новый дворец сразу за тысячелетними городскими стенами[419]. Сохранившиеся до наших дней фрагменты подтверждают его огромные размеры. Ясно, что аль-Мамун сначала не имел никакого желания снова сделать столицей Багдад. Не хотел этого и его главный советник, визирь и военачальник, иракский новообращенный в ислам по имени Фадль ибн Сахль, который незамедлительно заручился поддержкой для аль-Мамуна среди дехкан Хорасана. Не много известно об этой властной личности, хотя имеются сведения, что он, кроме всего прочего, был под покровительством Бармакидов. Когда аль-Мамун в 819 году наконец-то решил переместить столицу обратно в Багдад, он отдал приказ об убийстве Ибн Сахля. Очевидно, что 33-летний халиф не хотел быть на вторых ролях при богатом и своенравном визире.

Во время пребывания в Мерве аль-Мамун обнаружил в себе интерес к науке, который был гораздо шире, чем у его отца Харуна ар-Рашида. Древняя местная обсерватория продолжала процветать под его покровительством, он поддерживал исследования в ряде других областей, включая инженерию и пневматику. Один из инструментов, изготовленных при поддержке аль-Мамуна, оставался непревзойденным до появления пневматических средств автоматики в ХХ веке[420]. В Мерве он также развивал переводческую деятельность, которая велась там с основания Багдада. Благодаря этому многие эпохальные переводы научных работ, приписываемые Багдаду, фактически должны быть приписаны ученым кругам Мерва. На самом деле, как позднее утверждал Де Лейси О'Лири на основе всех известных свидетельств, «Хорасан был каналом, по которому астрономический и математический материал попадал в Багдад»[421]. Аль-Мамун в конечном счете осознал, что если он не переедет в Багдад, то рискует потерять всю империю. Когда же он отправился в путь, то включил в свою свиту множество ученых и исследователей из Центральной Азии.

Самым большим отличием аль-Мамуна от его отца в качестве покровителя культуры было то, что в то время лично халиф, а не Бармакиды или кто-либо еще, принимал во всем участие. В этом отражается та черта характера аль-Мамуна, которая окажется важной в последующие годы, а именно его абсолютная уверенность в собственных способностях. Он был умным и преданным своему делу человеком. Но в то же время и эгоистичным, не имел достаточно терпения, чтобы сначала обдумать свои действия. Его амбиции проявились, когда он приказал, чтобы его имя написали на стенах мечети Купол скалы (мечеть над камнем, с которого пророк Мухаммед вознесся на небо, находится рядом с мечетью Аль-Акса) в Иерусалиме[422]. В Мерве и Багдаде он поднял на новый уровень интеллектуальную жизнь халифата, но его порывистость и неприемлемая самоуверенность привели к серьезному кризису в исламском мире, который сильно повлиял на всю Центральную Азию[423].

В ранние века ислама халифы считали само собой разумеющимся и естественным, что они должны осуществлять и светскую, и духовную власть. Верно, что особенности характера, потребности военного времени и ежедневное руководство вынуждали некоторых халифов ограничить свою религиозную деятельность выполнением лишь формальных обязанностей. Но это не относится к аль-Мамуну. С самого начала он чувствовал, что его обязанность – быть главным богословом в религиозной сфере. По его мнению, это означало иметь духовную и интеллектуальную власть над всеми богословами. Это приводило его к конфликту с каждым, кто полагал, что знает почти все об исламе, а поэтому ответственен за то, чтобы вести за собой правоверных. Аль-Мамун неуклонно следовал своим убеждениям и, в конце концов, вызвал негативную реакцию, которая придала богословам силы, чтобы противостоять тому, что они считали светской властью.

Со времен Абу Муслима знамя Аббасидов было черным. Таким был и цвет знамен, которые войска Харуна ар-Рашида донесли до самых стен Константинополя. Находясь в Мерве, аль-Мамун сменил черный цвет флага на зеленый, он знал, что под ним выступали силы, ставшие впоследствии шиитами. Возможно, аль-Мамун не намеревался принимать какую-либо сторону в образовывающемся расколе между суннитами и шиитами и просто хотел «успокоить» два противостоящих течения. Но мало кто сомневается в том, что внезапная перемена была попыткой поднять тех людей, которые впоследствии станут называться шиитами в Центральной Азии и Персии, против арабов и становления суннитских сил в Багдаде, которые поддерживали его брата и соперника Амина.

Далее аль-Мамун, все еще находясь в Мерве, вызвал из Медины выдающегося шиитского деятеля (восьмого имама) Али ар-Риду (на персидском – Али Реза) и собрал несколько тысяч человек на церемонию, где провозгласил Али ар-Риду его преемником. Этот неожиданный поступок усилил власть аль-Мамуна в регионе, но ценой полного раскола халифата и отчуждения Багдада. Таким образом, аль-Мамун резко изменил курс еще раз. Когда он начал свой поход для восстановления столицы Аббасидов, то остановился в городе Тусе, недалеко от могилы собственного отца. Очевидно, там он распорядился, чтобы ар-Риду отравили слуги, которых аль-Мамун вскоре убил, уничтожив свидетелей своего преступления. Эта жестокая перемена поразила всех, и родился мощный символ мученичества, ставший позже ключевым элементом шиизма. Сегодня храм Али ар-Риды в Мешхеде является одним из самых главных мест паломничества для шиитов и известной туристической достопримечательностью в Иране.