Конец эстетичного века

Тимуриды были свергнуты в 1506 году такими же кочевниками, но на этот раз завоевателей возглавляли всадники из узбекских племен. Самарканд пал под натиском их предводителя Мухаммада Шейбани-хана. Он и сам был потомком Чингисхана (через старшего сына великого правителя – Джучи). Герат, где престарелый султан Хусейн Байкара погряз в пьянстве и проводил все время, наблюдая за петушиными и бараньими боями, не мог оказать никакого сопротивления. Двое сыновей Хусейна сбежали еще до приближения узбеков.

Династия Тимуридов, основанная на кровопролитных боях, встретила свой закат в сиянии красоты, в окружении приятных глазу и слуху вещей. Превосходный вкус правителей, выраженный в музыке, живописи и поэзии, а также в работах ткачей, ювелиров, мастеров по керамике и архитекторов, задал высокий стандарт по всему мусульманскому Востоку. Синтез персидской и тюркской культур: слияние города и степи, сельского хозяйства и кочевой жизни, торговли и завоеваний – всего, что составляло жизнь Центральной Азии на протяжении 500 лет! Достижение такого синтеза можно назвать блестящим достижением Тимуридов, однако оно было в некотором смысле односторонним.

За исключением проектов великого Улугбека, наука и образование погрязли в рутине или же совсем были заброшены. В стенах придворных медресе, которые содержали на средства щедрых покоровителей, учили ограниченному количеству дисциплин, и образование опиралось лишь на чтение авторитетных текстов и навязываемую обществу традиционную трактовку ислама. Вне медресе царствовала культура чувств, а не разума: субъективного, а не объективного, ощущений, а не мышления. И величайшие достижения эпохи лежат в области красоты, но не истины.

Несмотря на контакты с Индией, Китаем и в меньшей степени с Европой, наследники Тамерлана не видели в них пользы ни для ума, ни для государственной безопасности. Конец XV века был периодом эпохальных перемен в других регионах во многом благодаря тому, что европейцы проложили морские пути на Восток и в Новый Свет. Не менее драматичным было и повторное открытие достижений греко-римской цивилизации. Этот процесс, напрямую бросавший вызов привычным догмам, во многом повторил то, через что прошли арабы и жители Центральной Азии в IX–XII веках.

Могли ли жители Центральной Азии создать свой Ренессанс в эти годы? Возможно, если бы заново открыли и оценили свежим взглядом достижения своих зороастрийских, эллинских, буддийских и христианских предков или по-новому исследовали множество утерянных нитей собственного исламского наследия. Но этого не произошло и не могло произойти из-за превалировавших правоверия и традиционализма. Как еще можно объяснить тот факт, что уйгурские города в Восточном Туркестане (Синьцзян) к началу XIV века издавали религиозные и прочие тексты методом блочной и наборной печати, а их ближайшие соседи на Западе, с которыми они находились в прямом и постоянном контакте в течение почти двух тысячелетий за счет караванной торговли, не владели искусством печатания еще долгое время после смерти последнего наследника Тамерлана?

Это тем более поразительно, если вспомнить, что печать пришла в Европу во время правления Тамерлана и что Иоганн Гутенберг, работавший в Страсбурге и Майнце, использовал наборную печать уже в 1439 году, как раз тогда, когда исследования Улугбека были в самом разгаре. Гутенберг был ткачом и ювелиром, то есть специалистом в тех двух областях, в которых мастера Герата и Самарканда занимали лидирующее положение. Но именно Гутенберг, а не ремесленник из государства Тамерлана, изобрел наиболее эффективный способ для воспроизведения написанного слова. Неужели уверенность в том, что на великие вопросы жизни можно ответить лишь посредством веры, настолько погасила интерес к новым знаниям, что исчезла потребность в таком изобретении?