Кто победил?

Поражение Китая в долине Таласа обычно рассматривается как победа арабов и мусульман. Что в общем верно, но эта победа была также и центральноазиатским триумфом. В конце концов, арабские войска к тому времени состояли в основном из жителей Центральной Азии иранского и тюркского происхождения. Правда, военачальник Зияд ибн Салих был арабом, но Абу Муслим – местным. Он стал следовать интересам этого региона, которые оказались противоположны интересам его первоначальных арабских «покровителей». Лишь некоторые воины, за исключением арабов, были мусульманами, поскольку процесс перехода к исламу в Большой Центральной Азии проходил очень медленно. Даже два века спустя мусульмане составляли всего 0/9 части от населения региона[372]. Принимая это во внимание, можно предположить, что стимулом для большинства воинов, сражавшихся в Таласской долине (которые как будто бы были арабами и мусульманами), было желание очистить регион от иностранных войск, а не джихад. Если бы целью было только завоевание во имя ислама или арабского правления, Абу Муслим, несомненно, воспользовался бы преимуществом победы и двинулся бы на восток, в тюркский Синьцзян. Но он этого не сделал, а повернул назад, даже не подчинив себе Ферганскую долину или обширный регион Семиречья – все они как на ладони лежали перед ним.

Эволюция идеологии Абу Муслима после таласского сражения является убедительным доказательством того, что он сменил свою изначальную верность Дамаску на защиту интересов Центральной Азии, в процессе чего перенял множество взглядов, неприемлемых для большинства правоверных мусульман. Конечно, войско Абу Муслима продвигалось под знаменем Аббасидов, религиозной целью которых было вверить халифат абсолютно законной династии. Но все больше и больше Абу Муслим брал на себя роль проповедника формирующейся шиитской идеологии. Более того, он был благосклонен ко многим местным верованиям, появившимся на основе буддизма и других религий. Это неудивительно, поскольку с момента своего прибытия в Хорасан Абу Муслим был как торнадо, затягивающее все культурные силы в свою воронку, поглощая их и в итоге становясь мощнее.

Многим его современникам казалось, что этот харизматичный и кажущийся несокрушимым правитель двигался к тому, чтобы перенять восточную точку зрения о том, что он сам был воплощенным божеством[373]. Без сомнения, Абу Муслим вел себя как независимый властелин, хозяин Центральной Азии и большей части Ирана. Во дворце, который он построил для себя в Мерве, трон располагался в центре зала с четырьмя куполами. Это символизировало, что он правил всеми сторонами света[374]. Само собой, это вызывало серьезную озабоченность среди его теперь уже торжествующих аббасидских покровителей в Ираке.

В 753 году Аббасиды назначили халифом своего человека, Мансура, который был явно настроен на одно – сокрушить всех противников и неверующих. В попытке лишить правителя Центральной Азии его политической поддержки он назначил Абу Муслима наместником в Сирии. Абу Муслим знал, что петля на его шее затягивается все туже, и написал самоуничижительное письмо, в котором отрицал большую часть своих «еретических» взглядов на веру[375]. Это не удовлетворило Мансура. Известие о том, что новый халиф убил Абу Муслима, быстро дошло до Хорасана и распространилось по всей остальной Центральной Азии. Но дело Абу Муслима непредсказуемо пережило его самого. В течение 29 лет в регионе ощущались последствия его правления. На самом деле ранние аббасидские годы – эпоха, когда культура процветала в Багдаде, стали также периодом, когда большая часть Центральной Азии «попала под чары» ряда мнимых освободителей.

Первое восстание было организовано в Хорасане Сумбадом, зороастрийцем, который собрал войско численностью 100 000 человек, утверждая, что Абу Муслим не умер, а превратился в белого голубя[376]. Другой центральноазиатский мятежник Исхак по прозвищу Тюрк, неграмотный последователь Абу Муслима, провозгласил себя преемником Зороастра[377]. Затем суконщик из Мерва по имени Хашим ибн Хаким, поднявшийся до должности военачальника при Абу Муслиме, провозгласил себя преемником всех пророков – от Моисея и Христа до Мухаммеда и, что особенно важно, самого Абу Муслима. Закрыв зеленой тканью свое предположительно обезображенное лицо, Муканна, или Закрытый покрывалом, сплотил население в регионе от Бухары до современного Таджикистана, чтобы отомстить Аббасидам во имя единственной истинной веры[378].

Тем временем в течение почти ста лет после смерти Абу Муслима жители Центральной Азии продолжали поддерживать каждого, кто поднимал знамя народного восстания против власти арабов.

В свержении омейядского халифата в Дамаске и приведении к власти Аббасидов ни один регион не сыграл более важной роли, чем Центральная Азия. Омейяды имели достаточно сил, чтобы захватить Центральную Азию, но недостаточно – чтобы удержать в ней власть, несмотря на жесткие меры их лучшего военачальника Кутейбы. Их единственным шансом было уступить местным правителям и принять местную культуру. Абу Муслим трансформировал эту тактическую необходимость в стратегический приоритет, благодаря которому его краткое, но удивительное правление получило сильный центральноазиатский оттенок. Именно местное войско разбило китайцев у реки Талас, и именно центральноазиатские силы Абу Муслима нанесли поражение войску Омейядов в 749 году. Трудно представить расцвет династии Аббасидов или последующие драматические изменения в исламском мире без власти и влияния, которыми обладала Центральная Азия.

Арабское и исламское завоевание сердца Евразии традиционно рассматривается как политическая и культурная волна, прокатившаяся с запада на восток и разбившаяся о просторы Центральной Азии. Но это неверное представление о том, что действительно произошло, поскольку сила противодействия, по третьему закону Ньютона, хлынула из Центральной Азии в сторону арабского запада после первых арабских набегов. Кутейба и его войска уничтожили бесценные сокровища центральноазиатской цивилизации, но в то же время они выпустили на волю мощные культурные и политические силы из того же источника, и эти силы в конечном итоге одержали победу. Они нашли выход в новой столице халифата – Багдаде, а также по всей Центральной Азии.

Благодаря культурному взрыву и странной, но эффективной манере, в которой Абу Муслим овладевал энергией этого взрыва и направлял ее, аббасидские халифы, правящие после его смерти, получили достойное «наследство». И этим они были обязаны не только своим арабским сподвижникам на Ближнем Востоке, но и соратникам на иранском и тюркском востоке, в сердце Большой Центральной Азии. Нельзя забывать о народах иранского происхождения, которые привнесли в новый халифат множество практик и подходов, унаследованных от персидской империи Cасанидов. Хотя это государство распалось под натиском арабов, память о нем была долгой не в последнюю очередь потому, что древняя столица Персидской империи Ктесифон находилась лишь в 29 километрах к юго-востоку от Багдада.

Зависимость Аббасидов от персидской и тюркской Центральной Азии оказалась еще сильнее. В отличие от иранцев жители Центральной Азии при Абу Муслиме создали мощное региональное войско и использовали его для устранения двух основных угроз, представляющих опасность для Аббасидов, а именно: войск Омейядов и Китая. Аббасидский режим продолжал зависеть от сил и народов Центральной Азии. Зависимость халифа от Центральной Азии и ее жителей дала возможность этому региону (одному среди всех территорий завоеванных арабами) поддерживать свою социальную и экономическую систему в нетронутом состоянии. Это гарантировало, что центральноазиатская культура продолжит процветать, что она сохранит большую часть своей былой силы и характера и в конечном итоге окажет значительное влияние на сам халифат. Во многом так же, как греческая культура покорила Рим, центральноазиатская культура была готова покорить Аббасидов и их новую столицу Багдад.