Три источника
Три источника
Чтобы лучше понять Автора, нам придётся вникнуть в суть его художественного метода проникновения в идеальный мир коллективного бессознательного. Для этого тоже придётся начать немного издалека. А именно из тёмного леса, где многие из нас бывали хотя бы в походе за грибами.
Представим, что по заросшей травой и мелким рябинником тропке мы выходим через влажный луг к еловой опушке, а там, на бугорке стоит он! Тёмная шляпка присыпана хвоей, белая манишка торчит из бледно зеленого мха… Эх, был бы я писателем, смог бы отразить картину во всех красках. Какое первое движение души при виде красавца-боровика? Правильно, позвать других грибников – полюбуйтесь на красоту! То есть для нашего похода в лес на первом месте находятся вполне эстетические мотивы. Точно так же и на рыбалку современные горожане ездят не за рыбой, а за красотой природы и переживаниями личного общения с нею.
Теперь, после этой присказки, можно перейти к вопросу: а зачем собственно нужны писатели? Ответ очевиден: для удовлетворения этих самых эстетических потребностей, своих и читателя. Причём, опять же, в большинстве случаев писатели лучше всего пишут о красоте лесов, полей, человеческих отношений, когда предмет эстетических переживаний скрылся в дымке уходящей эпохи. Толстой рисует идеальный образ князя Болконского, когда в жизни уже не осталось места для прежнего дворянства. Гоголь описывает малороссийские степи, вечера и нравы, обитая в каменном городском ландшафте Петербурга или Рима. Писатели-почвенники ностальгируют по деревенской жизни, перебравшись в просторные городские квартиры, в период самой активной урбанизации, да и читатели деревенской прозы – всё больше из мегаполисов.
Приходим к выводу, что художественный метод необходим для писателя и для читателей, чтобы восполнить недостающие эстетические переживания. И можно было бы закрыть вопрос, если бы понятие «эстетического» не объяснялось только через вышеназванные примеры. Получается, что художественный метод – это форма реализации эстетических потребностей, а эстетические потребности – это такие, что удовлетворяются художественными произведениями. Типичный для философии замкнутый круг. Вырваться из него можно, только развернув фокус зрения на более широкое поле психологических знаний. Хотя сами психологи тоже озабочены больше эротическими, а не эстетическими переживаниями клиентов, и не спешат нам помогать.
И всё же объяснить механизмы ностальгии, эстетического удовольствия от возвращения к истокам будет легче, если внимательнее взглянуть на «коллективное бессознательное». Кстати, первым слово «архетип» ввел в научный оборот не кто иной, как наш беспокойный старик. Кант убедил всех в наличии априорных идей, присущих человеческому разуму от рождения. Из этих кантовских идей лет через сто родилась современная психология, ядром которой является понятие «коллективного бессознательного». З.Фрейд с коллегами по психиатрической клинике на практике обнаружили наличие глубинных, обычно не приходящих в сознание слоёв психики, заселённых общими для всех образами, совпадающими с мифами древних народов. К.Г.Юнг свёл архетипы и комплексы в стройную систему аналитической психологии, очистив ее от фрейдизма. Но даже Юнгу не удалось перешагнуть через барьер господствующего мировоззрения, согласно которому личность человека при рождении есть «табула раса», социальный атом с априорными свойствами, вроде сексуальных влечений и первобытных табу. А вся последующая судьба человека определяется лишь обучением и иным давлением обстоятельств, взаимодействием социальных атомов. Очень удобная логика для обоснования цивилизующей благотворности корпораций в отношении обуреваемого дикими комплексами человека.
Между тем самый простой пример из нормальной, а не корпоративной жизни опровергает этот либерально-фрейдистский миф. Городской ребёнок младшего школьного возраста, никогда не бывший в лесу, на второй-третий день не научается, а как бы вспоминает навыки ориентации и начинает легко находить грибы. Можно привести ещё художественный контрпример А.Тарковского, сцена рождения колокола из «Андрея Рублева», где речь идет именно о генетической памяти, не априорной, а передаваемой от отца к сыну. Это генетическая память не в смысле генов, её механизм пока не известен, потому и не признан учёным сообществом. Хотя по итогам недавней «расшифровки генома» руководитель одного их двух проектов Крейг Винтер из «Селера Дженомикс» честно признал: разнообразия генов явно недостает для передачи всей генетической информации. Следовательно, кроме генов должна существовать некая «управляющая сеть» или «матрица», передаваемая по наследству от матери ребёнку напрямую, а не через клеточный уровень.
Я прошу прощения, что из одного леса завёл в ещё более тёмную чащу, но это действительно один из главных тупиков современной науки. Между прочим, из-за этого мировоззренческого тупика случаются настоящие трагедии. Недавно австралийское правительство каялось перед аборигенами за то, что их детей насильно забирали в приюты, чтобы воспитать «цивилизованными людьми». И у нас на Крайнем Севере была такая же жестокая практика, исходя из концепции «табула раса», ограниченного понимания «коллективного бессознательного» лишь как сферы древних архетипов. Впрочем, всех нас отчасти оправдывает то, что и в остальных школах педагогика строилась на тех же индустриальных «цивилизаторских» принципах.
По всей видимости, общепринятые научные концепции никак не помогут выйти из замкнутого круга. Поэтому терять нам нечего, и мы попробуем опереться на художественную идею «коллективной памяти» имени Тарковского и Рублёва. Тогда действительно всё просто и никаких многоэтажных теоретических построений не требуется. А понадобится всего один постулат, лежащий в основе трёх самых красивых научных эмпирических систем. И аналитическая психология К.Г.Юнга, и этнология Л.Н.Гумилева, и теория исторических цивилизаций А.Тойнби предполагают наличие особой энергии, необходимой для развития личности, этноса или цивилизации. Один называет эту энергию – «либидо», другой – «пассионарность», третий – просто «тонкая энергия».
Мы применим ещё более простой обобщающий термин – «психическая энергия», что позволит нам опять использовать житейский опыт. Каждый из нас сталкивался с периодами психологического упадка, и с периодами подъёма. Ценность художественного произведения состоит именно в способности вызывать душевный подъём, восполнять эту необходимую не только для учёбы и творчества психическую энергию. И наоборот, отрыв от родных корней или разрушение традиционного образа жизни, отсутствие эстетических переживаний влечёт депрессии и ослабление иммунитета. Причём синее небо и море, яркие тропические цветы и птицы не спасут, если память предков требует унылого серого неба, глубоких сугробов и галдежа галок над саврасовской колокольней. Кстати, есть версия, что так называемый СПИД – это социально обусловленное обесточивание иммунитета из-за отказа от традиционной культуры. Боюсь только, что это простое объяснение не устроит зарабатывающие на страхах корпорации и либеральных идеологов глобализации.
Получается, что эстетическое переживание – это самый короткий путь нашей личной души к образам и сюжетам коллективной памяти поколений. Более того, традиция, следование этой коллективной памяти дарит нам необходимую энергию для развития. Парадокс, но хождение по лесам теми же тропами, что и наши далекие предки, даёт нам шанс не только сохранить в аду мегаполиса психическое и просто здоровье, но и штурмовать вершины науки или философии.
Однако это жизнеутверждающее открытие – лишь часть правды, одна из двух сторон. Бывает и совсем иная эстетика – эстетика смерти и разрушения, и она тоже основана на совпадении внешних образов – реальных или художественных с образами коллективной памяти. Человек и даже целый народ не всегда имеет возможность жить в согласии с традициями, получать от жизни малые эстетические радости. Бывает, что судьба заносит в такие беспросветные дебри, что для поддержания жизненного тонуса остаётся лишь путь невротического наслаждения – смакования чужого или даже своего несчастья. Вот уж чего в истории человечества и в жизни наших предков было вполне достаточно. Есть даже подозрение, что тот достаточно прочный психологический барьер между личностью и «коллективным бессознательным» возник именно для того, чтобы уберечь новые поколения от невротических соблазнов. Культурные общности, где такая завеса не возникла, сгорели в содомском огне невротического веселья. Однако время от времени эти психические «протуберанцы» вырываются на поверхность социальной жизни, формируя те самые гумилёвские «антисистемы».
Наконец, кроме первых двух – позитивного и невротического, есть ещё и третий, особый путь добывания жизненной энергии и соответствующая эстетика мистерии. Доктор Юнг назвал этот путь ухода от невротического саморазрушения обращением к символической жизни. Однако этот путь доступен лишь тем, кто имеет в коллективной памяти поколений необходимый фундамент духовной культуры, чтобы по этим ступеням подобно Орфею выйти из ада своей персональной «антисистемы». А если речь идёт об исторических процессах, то в антисистемное, невротическое состояние добровольно нисходит самый духовно сильный, обладающий запасом духовной энергии и культуры, чтобы найти выход и спасти всех. Вечный сюжет «ухода и возврата» творческой личности или «творческого меньшинства» является одним из главных ритмов Истории. Это доказал не только А.Тойнби в 12-томном труде «Постижение Истории», но и его ярый оппонент Л.Гумилёв.
Написание Булгаковым своего главного Романа – тот самый случай мучительного поиска выхода из собственного невротического ада, но с чётко понимаемой целью – указать путь к выходу для всей страны, ввергнутой на столетие в антисистемное состояние. И положа руку на сердце, разве не стало для нашего поколения знакомство с образами «Мастера и Маргариты» глотком свежего воздуха и примером истинной творческой свободы, жизненным ориентиром в затхлые годы застоя. Хотя, чтобы сладкое на устах, но горькое в чреве лекарство подействовало, нужно было достичь в 1960-х баланса между невротической эстетикой антисистемы и простодушной жизненной романтикой подъёма нового поколения. Видимо, именно такой баланс даёт шанс обществу найти третий путь – не к банальной смерти, и не к обыденной жизни, а к творческому обновлению через мистерию переживания и отрицания смерти. Эта мистерия, собственно говоря, и описана в бессмертном Романе.
Об этом мы ещё поговорим, а сейчас для нас важно, что художественный метод познания имеет три пути, которым соответствует три разных эстетики. Все три формы эстетического переживания означают связь личности с коллективной памятью поколений. Но только третий путь означает активное соучастие творческой личности в работе ангелов и демонов по расчистке фундамента и строительству в «коллективном бессознательном» нового здания культуры – лестницы, ведущей к выходу из невротического ада. Без этого различения будет сложно оценить многослойную эстетику булгаковского Романа, до которой мы так и не добрались, но зато теперь лучше готовы к ее исследованию.