1. Навстречу неизбежному

1. Навстречу неизбежному

Ровно в тот момент, когда мы через сравнение с «Фаустом» Гёте разоблачили тайный замысел Булгакова, стала неизбежной еще одна очная ставка писателей. В мировой литературе есть еще один шедевр, посвященный будущей фундаментальной науке о человеке и человечестве. Речь, разумеется, пойдет о трилогии великого фантаста Айзека Азимова «Foundation».

Как и в основном тексте «MMIX», начнем с краткого экскурса в психологию писателя, творя­щего в жанре научной фантастики. Можно ведь быть фантастом, но не писателем. А можно стать великим фантастом новейших времен благодаря искусству настоящего писателя. Ведь что такое «нау­чная фантастика»? Вообще говоря, это – упрощенно-схематическое представление сложных научно-технических идей в популярной повествовательной форме.

Даже в советской системе, для которой научно-технический прогресс был «священной коро­вой», основой идеологии, жанр научной фантастики не считался «большой литературой» и развивался в собственных автономных рамках. Что уж там говорить о европейской традиции. Зато в Северной Америке, где любая литература и вообще культура обязана быть популярной, жанр «science fiction» получил наибольшее развитие. В том числе в лице Исаака Азимова, которому в числе немногих фантастов удалось прорваться в ряды больших писателей мировой литературы.

Как это ему удалось? Возможно, все-таки сказалось восточно-европейское происхождение и опосредованное книгами Ш.Алейхема влияние великой русской литературы. Потому как в самой Америке с ее культом материального прогресса было бы трудно приобрести вторую часть этого впечатляющего баланса между внешним и внутренним, естественнонаучным и психологическим.

Признак настоящей литературы – это именно психологическая достоверность, позволяющая читателю отождествить себя и своих ближних с героями произведениями. Автор по-настоящему художественной книги умозрительно реконструирует возможное поведение людей в тех или иных обстоятельствах, например, при столкновении с плодами и последствиями научно-технического прогресса. Тем самым целое поколение читателей исподволь готовится к своему будущему. Читатели Беляева и Ефремова сами становятся конструкторами и испытателями космической техники, операто­рами ядерных реакторов. А немного позже читатели Стругацких точно так же исподволь привыкают к мысли, что технический прогресс только усугубляет социально-психологические проблемы.

И все же Азимов выделяется как писатель даже на фоне наиболее выдающихся фантастов ХХ века, ставящих психологические и философские проблемы научно-технического прогресса. Чтобы быть на уровне ХХ века, было бы достаточно и такого вклада в футуристическую философию, как серия книг о роботах и «законах роботехники». Но Азимов идет гораздо дальше в своей эпической трилогии об Основании (оно же – Академия, Фонд, Фундамент, Установление). Казалось бы, простой шаг для фантаста – ввести в естественную канву научной фантастики понятие о фундаментальной науке «психоистории». Но этот маленький шаг был сделан от края пропасти, которая и поныне разде­ляет науки естественные и гуманитарные. Поэтому, независимо от намерений автора, его полёт фан­тазии стал затяжным прыжком в неизвестность, который продлится десятилетия и завершится «при­землением», весьма неожиданным и для автора, и для большинства читателей.

Можно сказать, что Азимов в своем развитии от фантаста через писателя к философу попутно произвел инверсию цели и средства. Научные фантасты используют обусловленный социальной психологией интерес молодежи к приключенческой литературе для популяризации естественно-научного прогресса и утверждения материалистического мировоззрения. Азимов использует общий интерес к естественно-научному прогрессу и популярный жанр фантастики для постановки и иссле­дования социально-психологических вопросов технологически развитого общества.

Необходимо заметить, что интерес А.Азимова к психологии имеет некоторое основание в ку­льтуре североамериканских мегаполисов ХХ века, где психоанализ стал формой почти религиозного исповедания, скрепляющего мозаичную элиту. Причем американская психологическая традиция вы­растает через венскую школу Фрейда из тех же восточноевропейских корней. Тоже один из вариантов ответа, откуда в Изе Озимове эта нездешняя «грусть». Этот глубинный интерес к психологии, превра­щающий все эти ядерные двигатели, защитные поля, «гиперволновые реле» и прочие «чудеса науки» – всего лишь в условный футуристический фон, в декорацию для эпической трагедии в трех дейст­виях, 9 частях и 96 сценах.

Теперь, имея психологический портрет двух свидетелей – Булгакова и Азимова, мы можем приступить к «очной ставке» и перекрестному допросу на предмет их общего глубокого интереса к будущей фундаментальной науки о человеке, соединяющей в себе эмпирические законы истории и психологии.