Что было, то было
Что было, то было
При всём нашем желании разоблачить выдумки и фантазии Автора в отношении первой главы обнаружилось полное алиби. Автор действительно регулярно прогуливался вдоль Патриарших и мог увидеть, пусть и внутренним зрением, и подслушать этот диалог трёх героев. Но как насчёт представления в Варьете? Что скажете, весь зрительный зал и огромная очередь желающих увидеть фокусы клетчатого Фагота – тоже суть ипостаси богатого душевного мира писателя? Нет уж, увольте, не было в Москве в 1920-е или 30-е годы ни такого большого зала на Триумфальной площади, ни такой великой очереди жаждущих зрелищ и халявных денег. Не было!
За весь период наблюдений нечто похожее, если и случилось однажды, и то лишь в 1991 году, когда от Триумфальной площади протянулась «многотысячная очередь, хвост которой находился на Кудринской площади». И была это не совсем очередь, а многотысячная демонстрация москвичей, во главе которой если и стояли известные театральные барышники, то лишь в качестве лидеров «Демократической России». Так что единственное, что может сблизить эти две очереди, это известное выражение «политический театр», употребляемое по отношению к публичной политике.
Стоит напомнить читателю некоторые детали этого замечательного дня 28 марта 1991 года, когда на улицы Москвы впервые за многие десятилетия была выдвинута бронетехника. И это не единственная чертовщина, случившаяся в тот день. С раннего утра над той самой Кудринской площадью пустил облако чёрного дыма пожар на верхнем этаже американского посольства. Нам с вами не было бы никакого дела и до этого странного происшествия, если бы по соседству с пожаром, на углу Б.Девятинского переулка не стоял старинный особнячок. И если бы с другой стороны этого дома не притаилась мемориальная доска, сообщающая, что именно здесь провёл детство и юность великий русский писатель А.С.Грибоедов. По отдельности эти детали вроде бы не впечатляют – подумаешь, многотысячная очередь от Триумфальной до Кудринской, чрезвычайное положение в Москвы, пожар на Новинском бульваре у Грибоедова. Но складывающаяся сама собой мозаика событий будто на что-то намекает, подмигивает нам как клетчатый гаер.
Ну, допустим, в этом что-то есть, хотя большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге, прочих чудесах и нострадамусах. Допустим, что Булгаков действительно был визионером, то есть мог заглянуть в тот самый план, где записаны исторические судьбы и о котором втолковывал Берлиозу странный консультант. Положим, самого Берлиоза так и не удалось убедить и тем самым спасти. Ну и как Воланд, творческий дух Автора смог бы убедить нас в существовании такого плана? Один из способов – написать о том, что случится в достаточно отдалённом будущем. В конце концов, образцом для Булгакова служил Гёте, а он тоже верно предсказал судьбу Фауста как коллективного образа материалистической науки. Поэтому давайте хотя бы проверим эту нелепую гипотезу. Сказать классическое «Не верю!» мхатовскому драматургу мы всегда успеем. Допустим на минуточку, что в главе 7 и последующих под символом Варьете подразумевается политический театр, и действие по просьбам москвичей перенесено в 1990-е годы. Тогда должны быть и другие совпадения деталей, подробностей, образов.
Кто у нас там значился первым руководителем политического Варьете, то бишь Перестройки? Нет ли каких-либо совпадений с образом Стёпы Лиходеева? Ну, положим, насчёт того, что у нашего народа фамилия Горбачёв ассоциируется с лихими делами, насчёт явной некомпетентности и прочих совпадающих черт характера – это ещё не тянет на доказательство. Тот факт, что с момента появления в сюжете Лиходеев озабочен борьбой с алкоголизмом, пусть даже своим собственным, – тоже слишком общий признак. Для коллективного образа партийной номенклатуры годится, но и только. А вот факт, что в решающий момент директор Варьете стараниями неких тёмных сил попадает в изоляцию от московского политического театра именно в Ялту, это уже теплее – всем памятно августовское сидение Горбачёва в Форосе.
Соседство Лиходеева с Берлиозом тоже легко растолковать в таком контексте – после краха партийной идеологии главной опорой Горбачева была гуманитарная академическая корпорация во главе с А.Н.Яковлевым, портрет которого более всего совпадает с описанием главного редактора в первой главе. И аккурат перед «Форосом» этого деятеля увольняют, корпорацию обезглавливают.
Есть в 7 главе не столь явное, но всё же указание на горбачёвскую «гласность»: «Степа был хитрым человеком и, как ни был болен, сообразил, что раз уж его застали в таком виде, нужно признаваться во всем». А также намёк на известные провалы в памяти последнего генсека, когда наутро он якобы ничего не помнил об указаниях, отданных накануне и приведших к тому или иному безобразию. Были и закулисные «контракты» с иностранными консультантами, которые собственно и привели к феерическому представлению и скандалам в нашем политическом театре. В общем, похож, похож образ. Но не будем спешить делать выводы на одном единственном примере.
Есть и другие яркие образы. Например, Аркадий Аполлонович Семплеяров. Заслужил известность тем, что публично потребовал немедленного разоблачения фокусов Фагота с обманными червонцами. Что касается самих свалившихся с потолка червонцев, то тут нет никаких особых сомнений. Хотя после удаления Горбачёва от руководства Варьете было несколько случаев выпуска «ценных бумаг», оказавшихся на поверку фантиками, – например, билеты МММ или облигации ГКО. Но всё же лишь одна такая «ценная бумага» имела номинал 10000 неденоминированных рублей, то есть десятка, червонец по нынешнему курсу. Даже цвет бумаги и тот совпадает. Кроме того, лишь «ваучер», он же приватизационный чек не покупался за наличные, а был бесплатно роздан всему населению. И только он обладал такими чудесными свойствами, что в руках обычных граждан превращался в резаную бумагу, а вот в интересах ответственных работников, вроде буфетчика Сокова, ценность ваучеров могла быть восстановлена даже после истечения срока действия. Были, были и такие случаи.
Так что, опознав магические фаготовские червонцы как чубайсовские «ваучеры», мы легко обнаружим реального прототипа товарища Семплеярова. Впрочем, слово «прототип» не очень подходит к лицу, родившемуся лет на десять позже литературного героя. Как же нам тогда называть вице-президента Руцкого: «послетип» или просто «тип»? Именно Руцкой весной 1993 года требовал разоблачения аферы с приватизационными чеками и тут же был разоблачён в качестве иностранного шпиона, связанного с русской мафией, и ещё в чём-то в этом же роде. Так что линия фарсового сюжета совпадает до деталей типа: «Приятный звучный и очень настойчивый баритон послышался из ложи №2». Совпадение тембра здесь не так важно, как тот факт, что вице-президент – это действительно позиция «номер два». Или, например, столь же бесполезный, как и Акустическая комиссия, «Центр аграрной реформы» Руцкого тоже располагался на Чистых прудах.
Если среди «послетипов» нами замечены Горбачёв с Руцким, то должен быть и Ельцин. Финдиректор Варьете сразу становится кандидатом номер один, поскольку по ходу сюжета превращается в седого старика. Но можно вычислить его и иным, более надёжным путём. Фамилия Римский указывает на параллель с Пилатом, который был иноземным наместником, ненавидимым народом Иудеи. А разве Ельцин не был наместником Запада?
Что касается взаимоотношений Римского и Лиходеева, то они довольно точно отражают противоречия между Ельциным и Горбачёвым. С одной стороны, Римский мечтает, чтобы Стёпу задавило трамваем как Берлиоза. Но когда Лиходеев оказывается в Форосе, осторожный Римский рассылает телеграммы в поддержку Стёпы, и берёт руководство политическим Варьете на себя. Любопытна и как будто подсмотренная Автором деталь, что в конце своей сюжетной линии финдиректор ради личной безопасности сдаётся не кому-нибудь, а ленинградским, питерским чекистам. Однако до этого на Римского было покушение со стороны ближайшего соратника, обратившегося в вампира. В этом смысле нам есть из чего выбрать: Ельцина, как минимум, трижды пытались отрешить от должности депутаты, но каждый раз судьба спасала наместника. Впрочем, для разоблачения Варенухи нужно бы сначала растолковать образ Геллы в контексте нашего политического театра.
А вот, например, с буфетчиком Соковым и раньше никаких проблем не было. Лично я ещё лет пятнадцать назад заметил его необыкновенное сходство с мэром Москвы. Но после того как Лужков появился на публике с травмой головы, и вовсе сомнения отпали. Попробуйте мне назвать ещё хотя бы одного публичного политика с расцарапанной лысиной, и чтобы в его ведении было общественное питание столицы, да ещё при этом никто не сомневался, что чиновник в скромной кепке на самом деле является подпольным миллиардером.
Установив личность «типа» для буфетчика Сокова, можно догадаться, например, о каком киевском дяде идёт речь в той же главе 18 «Неудачливые визитеры», где оба – Соков и Поплавский наносят визит в «нехорошую квартиру». Причём экономист Поплавский намерен не просто посетить, но и поселиться в комнатах Берлиоза. Конечно, в этом повороте можно усмотреть и широкий смысл, когда место советской гуманитарной науки в качестве властителей дум пытались занять провинциальные экономисты. Но каждому коллективному образу, как правило, в политическом театре находится исполнитель соответствующей символической роли.
Правда, в реальности известный экономист, желавший занять место и Берлиоза, и Лиходеева, был родом из Львова, а не из Киева. Одно время он действовал в политике в связке с мэром Москвы. Однако, в результате вмешательства Азазелло, который, разумеется, является коллективным образом спецслужбиста, экономист Максимилиан Поплавский получает от ворот поворот, превратившись из амбициозного и активного деятеля в осторожнейшего прагматика. Не такая ли метаморфоза произошла с Григорием Явлинским в конце 1994 года, когда президентская служба безопасности провела операцию под условным названием «мордой в снег»? Кстати, среди пострадавших от Азазелло в главе 18 числится ещё курица, лишившаяся последнего средства передвижения. Хотя будь Автор чуть внимательнее при изучении скрытого плана, то вместо курицы должна быть другая птица. Но тогда была бы нестыковка с бытовыми деталями во внешнем слое сюжета. Всё-таки целого жареного гуся в чемодане никто обычно не возит.
В общем, накопилось уже достаточно совпадений и смысловых рифм, чтобы обратить внимание читателей ещё на одну неприметную деталь в самом конце 18 главы. Известно, что этот эпизод в кабинете профессора Кузьмина Автор вставил в Роман в самом конце работы, когда получил от врачей подтверждение о скорой смерти. Было бы странно, если в такой момент Булгаков озаботился чем-то несущественным, просто карикатурой на врачебную практику. И что же нам пишет Автор, находясь практически на смертном одре? Он рисует нам паскудного воробышка, который успевает нагадить в чернильницу и разбить клювом стекло на фотографии. Образ, что ни говори, запоминающийся. Особенно вот это: «взлетел вверх, повис в воздухе, потом с размаху будто стальным клювом ткнул в стекло фотографии, изображающей полный университетский выпуск 94-го года, разбил стекло вдребезги и затем уже улетел в окно».
Я извиняюсь, но вот это точно враньё! Автор что, птичек никогда не видел? Если воробышек повис в воздухе, то уж никак не получится потом с размаху. Это только, если птичка нужна для маскировки руки кукловода, самого Автора, пытающегося ткнуть нас носом в нечто важное. И что же там такого интересного для нас, кроме указания на 94-й год выпуска? Заметьте – не на 1894 год, а просто на 94-й. То есть и на 1994-й тоже.
Вот честное слово, лично я заметил это указание Автора на точное время действия лишь после того, как разгадал общий секрет экономиста Поплавского и буфетчика Сокова. Однако заметим, что этим указанием времени оканчивается не только глава, но и первая часть Романа. То есть предшествующие события в нехорошей квартире от пробуждения Лиходеева и вплоть до визита буфетчика, а также события в Варьете и вокруг него составляют единый смысловой слой. Нужно так понимать, что эти события как-то должны были предуготовить последующие события, связанные с Маргаритой и возвращением мастера.
Этот скрытый смысл нужно будет ещё обдумать, а пока заметим, что именно в 1994 году произошёл всплеск нового интереса к Роману. Все три попытки символического толкования, от которых мы оттолкнулись, были в своих первых версиях написаны в 1994 году. В том числе статья в приложении к «Новой ежедневной газете» в мае 1994 года, где впервые была высказана гипотеза о визионерстве Булгакова, предвидении им будущих событий. Почти все примеры «послетипов», кроме Поплавского взяты именно оттуда. Добавлю, что моё отношение к Роману и Автору изменилось тогда же, в 1994 году, а вместе с этим под влиянием Воланда – и моё мировоззрение. Хотя правильнее будет утверждать, что и новый взгляд на мир, и новый интерес к Булгакову имеют своей причиной предшествующие 1994 году бурные события на сцене нашего политического театра, включая развал Союза, мошенническую приватизацию и расстрел Белого дома. Поэтому в некотором смысле нельзя не признать особый вклад нашего политического Варьете в процесс научного познания природы человека.
Разумеется, приведенные выше примеры далеко не исчерпывают список совпадений и интерпретаций, связанных с 1990-ми годами. Но чтобы более полно расшифровать сюжеты этих глав, нам нужно понять скрытую природу мистических персонажей – таких, как Бегемот или Азазелло.