Увидеть невидимое

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Увидеть невидимое

«Себя Маргарита видеть не могла, но она хорошо видела, как изменился мастер. Волосы его белели теперь при луне и сзади собирались в косу, и она летела по ветру».

В отсут­ствие описания преоб­ражён­ной Маргариты начнём с завершён­ного портрета мастера. К седой косе нужно добавить ботфорты со шпорами, а также наводящий вопрос Воланда о гомункуле, который отсылает нас к образу Вагнера из «Фауста». Образ мастера на выс­шей стадии раз­вития – это обоб­щён­ный портрет двух немецких гениев XVIII века – поэта Гёте и философа Канта. Безусловно, для ил­люстрации 32 стадии более всего подходят эти два великих мастера, достигших высших вер­шин на пути фило­софского и художе­ствен­ного познания.

Нужно, наверное, ответить и ещё на один вопрос: Почему трое помощ­ников Воланда имеют средневековое рыцарское одеяние, а мастер приписан к концу XVIII века? Когда мы делали раз­бивку истори­ческих про­цес­сов на уровни и стадии, то определили Канта в родонача­льники миро­воззрения, лежа­щего в основе новейшей истории, которую с периода наполеонов­ских войн можно рас­сматри­вать как единый про­цесс. Одной из сторон этого глоба­льного про­цес­са является испытание интел­лектуа­льного мастер­ства совре­мен­ного человека, первыми высшими образцами которого можно считать Ка­нта и Гёте. В таком случае рыцарские доспехи свиты Воланда указывают на более масштабный все­мирно-истори­ческий про­цес­с, охватыва­ющий не века, а тысячелетия. Ссылка на истори­ческий ка­лам­бур периода крестовых походов и религи­озных войн означает, что предметом испытания на этом уровне является духовный мир, психи­ческая природа человека.

Можно заметить, что мастер теперь не бо­ится луны, означа­ющей тревоги и обманы подлун­но­го мира. В психо­логи­ческом портрете преоб­ражён­ного мастера, кроме обра­щён­ной к луне юноше­ской улыбки, выделена одна деталь – бормотание, «по приобретен­ной в комнате № 118-й привычке». Эта деталь и «четвёртый ключ» связывают этот момент с серединой 24 главы «Извле­чение мастера», где он и появляется. Кстати, в этот момент про­исходит также пере­оде­вание Маргариты в лёгкий шёл­ко­вый чёрный плащ. Сим­воли­ческое зна­чение совер­шен­ной чёрной одежды нам уже известно.

Вам не показалось, что в последней цитате слова «№ 118-й привычке» немного шероховаты? Как-то не соответ­ствуют высочайшему стилисти­ческому мастер­ству Булгакова? – Ну и что? – ответит нам записной булгаковед, – пере­д нами смер­те­льно бо­льной автор, постоян­но ошиба­ющийся и пре­тыка­ющийся, не обращайте внимания. – И как обычно попадёт пальцем в небо.

Допустим даже такую ситуацию, что великий писа­тель, подобно древнему про­року, допускает «случайные» ошибки, рука мастера выходит из-под контроля его личного сознания. Но это будет оз­начать, что его руко­й в этот момент ­водит иной разум, сверхличный – сам бес­смертный Твор­ческий дух. Имен­но это понимание лежит в основе первого правила толко­вания притч – чем ошибочнее с позиции смертного человека выглядит та или иная фраза, тем вернее в ней заключён скрытый смысл. Но в дан­ном конкретном случае, я уверен, Автор совер­шен­но созна­те­льно добавил лишнюю частицу «», которая превращает номер палаты в порядковое числи­те­льное, относящееся и к «ком­на­те», но также и к «привычке». По другому правилу толко­вания притч, если воз­можны два раз­ных про­чтения, то оба имеют равную силу.

Что может означать 118-я привычка? Сим­воли­ческое число 118 означает жизнь, посвящен­ную стрем­лению к совер­шен­ству и к истин­ной свободе. Имен­но это означает число 11 в раз­ряде де­сятков, – состояние души, мотивацию. Воз­ведён­ная в ранг привычки, такая мотивация делает воз­мо­жным постоян­ный внутрен­ний диалог (то самое бормотание) между лич­ностью и твор­ческим духом, который дарует откро­вения, прибавляет вос­ьмёрку в раз­ряде единиц, то есть в сфере мастерства. Та­ково чёткое и ясное истолко­вание вроде бы невнятного бормотания, которым Автор к концу жизни явно заразился у своего героя. Речь, оказыва­ется, идёт о признаке истин­ного духовного совер­шен­ства.

Теперь можно вернуться к описанию не менее совер­шен­ной героини. Что значит: «Себя Мар­гарита видеть не могла»? Да, конечно, зеркала с собой не было и своё лицо увидеть нельзя. Но всё оста­льное – руки, ноги, одежду? Раз­ве вы сейчас, не имея зеркала, не видите себя? Поэтому един­ст­вен­но прави­льный ответ на эту загадку – Маргарита стала совер­шен­но невидимой, а потому и непо­ме­рно прекрасной! Речь, ещё раз подчёркну, не о внешней, а о внутрен­ней красоте челове­ческой ду­ши. Опять же, на пути вос­хож­дения души к вершинам совер­шен­ства, в 21 главе был такой период, когда Маргарита стала не то­лько прекрасной, но и невидимой. Как и в жизни мастера был такой период вну­трен­него диалога с твор­ческим духом и откро­вения. Теперь же не то­лько мастер, но и Маргарита при­обретает привычку к совер­шен­ству.

Нам осталось то­лько понять, почему невидимость означает высшую степень красоты? Для это­го вос­пользуемся зна­нием ещё одной привычки Автора. Мы уже замечали, что в некоторых местах он делает купюры в пове­ство­вании, как в рас­сказе мастера из 13 главе, где был опущен период с октября по январь. С помощью парал­лелей и «ключей» мы этот про­бел смогли реконструиро­вать. Аналогич­ная ситуация и здесь: Автор намерен­но опустил описание героини. Следо­ва­те­льно, нужно искать его в тексте Романа или главного первоисточника – Ново­го Завета.

Одну из подсказок мы находим в специ­а­льно отведён­ном для справочных мате­риалов месте – в Эпилоге. Здесь обозначен образ совер­шен­ной Маргариты: «Тогда в потоке складыва­ется непомерной красоты женщина…» Итак, по мнению Автора, невидимость и непомерная красота – это одно и то же. Но всё же это не описание, а оценка. Где же может быть описание, такое же, как для других ге­роев? Может быть, нужно искать в той книге Ново­го Завета, ссылка на которую открывает 32 главу? Тем более что в других книгах нет такого рода описания: «И явилось на небе великое знамение: жена, облечен­ная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенад­цати звезд» /Откр 12,1/.

Все эти небесные светила сим­воли­зируют раз­ум и источники знания, прелом­лён­ные в одной совер­шен­ной душе. Но эта красота не будет совер­шен­ной, если душа искажает или задержи­вает свет. Поэтому совер­шен­ная красота означает невидимость, точнее – про­зрач­ность как у ясного неба. А если ещё знать, что в библейской сим­волике небо, воздух означает любовь как одну из стихий духовного мира, то мы обязаны вспомнить обещание Автора, с которого начина­ется вторая часть Романа: «За мной, чита­тель, и то­лько за мной, и я покажу тебе такую любовь». Настоящая, вечная, верная, сове­р­шен­ная любовь – это и есть преоб­ражён­ная, невидимая, непомерно красивая Маргарита. А ещё это образ ясного ночного неба, имею­щего совер­шен­ные чёрные одежды, которое невидимо присут­ствует в 32 главе. Так что описание героини есть, и Автор сдержал своё обещание.

Можно обнаружить ещё один сим­вол совер­шен­ства, заключён­ный в том самом числе 302-бис. Здесь есть мудрость в раз­ряде мастерства, и есть любовь на месте ипос­таси духа. А во втором раз­ря­де, где отражено состояние души, ничего вроде бы нет. Мы уже знаем, что это означает самоотре­че­ние как наивысшее совер­шен­ство души, руко­водимой духом любви. Думаю, этого раз­ъяснения впо­лне доста­точно, чтобы рас­поз­нать совер­шен­ное описание невидимого и прекрасного. Причём и само описание Автор сотворил столь же неви­димым и прекрасным.

Сопоставление посвя­щён­ного мастеру и Маргарите абзаца 32 главы с зерка­льно сим­метричной первой главой тоже весьма про­зрачно. Несовер­шен­ная душа озабочен­ной мирскими делами и спле­т­нями Ан­нушки тоже присут­ствует незримо, точнее – за кадром, зато есть душное предвечер­нее небо. Что каса­ется антитезы совершенного мастера, то ученик Бездомный явно про­тиво­стоит философу Канту. А как поэт, пишу­щий злободневные вирши для газет, он неявно сопоставлен вершине поэти­ческого мастер­ства, присутствующей в виде эпиграфа из Гёте:

«Так кто ж ты, наконец?»

Наконец, мы приблизились к завер­шению ответа и на этот заглавный вопрос:

«И, наконец, Воланд летел тоже в своем настоящем обличье. Маргарита не могла бы ска­зать, из чего сделан повод его коня, и думала, что воз­можно, что это лун­ные цепочки и самый конь – то­лько глыба мрака, и грива этого коня – туча, а шпоры всадника – белые пятна звезд».

Заметим сразу пере­кличку с образами мастера и Маргариты из предыду­щего абзаца. То­лько у мастера шпоры как звёздочки, а у Воланда, наоборот, звёзды как шпоры. Как и Маргарита, он не­видим простому читателю. Уже этот момент создаёт связь с ироничным сопоставле­нием сводок из пе­рвой главы с «описа­нием» Воланда. Теперь нам уже понятно, откуда Автор заим­ствовал эти сводки – из многочис­лен­ных крити­ческих трудов и «истори­ческих» жизнеописаний Иисуса, которыми так изо­биловал XIX век и начало двад­цатого. Нет больше ни одного истори­ческого или даже мифологи­че­с­кого персонажа, в описании которого настолько рас­ходились бы спор­щики на про­тяжении многих ве­ков. Сводки о внеш­ности Воланда явно пародируют эти изыскания о внеш­ности Иисуса. А вот опи­са­ние земного Воланда от лица Автора может послужить ключом к описанию преоб­ражён­ного небе­с­ного Воланда в сим­метричной 32 главе. Мы уже приходили к выводу, что в портрете Воланда присут­ствуют помощ­ники – его глаза и инструменты. Из этого следует, что небе­сный Воланд может вклю­чать в себя черты небесного мастера и ясной ночи – прекрасной и невидимой Маргариты.

Ал­легория прекрасной души – это небо в смысле про­зрачной сферы, помогающей увидеть все звёзды и иные светила. В таком случае ал­легория твор­ческого духа – это ви­димый в ясном ночном не­бе Космос. Наш к месту упомянутый великий мастер писал примерно об этом же сопостав­лении:

«Две вещи наполняют душу все новым и нараста­ющим удивле­нием и благослове­нием, чем чаще, чем про­должи­тельнее мы раз­мышляем о них, – звездное небо надо мной и мора­льный закон во мне…» /Кант И. «Критика практи­ческого раз­ума»/.

Внутрен­ний космос, в отличие от своего внешнего собрата, состоит из живых сущностей «кол­лективного бессознательного». Его тучи и туман­ности складыва­ются в образ небесного коня, а звёзды принадлежат образу всадника. В этой связи вспомним о двух обещаниях, которые повторяются в раз­ных книгах Ново­го Завета: «Тогда увидят Сына Челове­ческого, гряду­щего на облаках с силою многою и славою» /Мк 13,26/ и «Придет же день Господень, как тать ночью…»/2Птр 3,10/. Наш образ тучи в ночном небе отражает и то, и другое обето­вание.

Будет уместно вспомнить и учение апостола Павла об иерархии духовных ипос­тасей, устрем­лён­ной в космос внутрен­нейшего: «Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос, жене глава – муж, а Христу глава – Бог» /1Кор 11,3/. Этой иерархии можно сопоставить ал­легорию небесных яв­лений: ближе всех к земле летит совер­шен­ное мастер­ство, над ним находится про­зрачный воз­дух ясного неба души. На этот про­зрачный воз­дух опира­ется облако духа, на котором грядет Твор­ческий дух, составля­ющий из зёрен духовного знания, звёзд – созвездия идей, а из них – звёздную карту духовного космоса.

Нет сомнений в том, что конь Воланда, «глыба мрака» – это та огромная духовная, психи­че­ская энергия, она же либидо, она же – пас­сионар­ность, которая заключена в глубинах внутрен­него ко­смоса. Повод коня из «лун­ных цепочек» и звёзды как шпоры – это знания о духовном мире, позво­ляющие управлять этим могучим и страшным конём. И если совер­шен­ство мастера заключа­ется в привычке внутрен­него диалога с твор­ческим духом, совер­шен­ство души – в незримом присут­ствии, которое делает этот диалог воз­можным, то совер­шен­ство духа заключа­ется в его един­стве с внутрен­ним космосом и в привычке управлять самим собой.

Так в чём же всё-таки состоит настоящее обличье Воланда?

Настоящее обличье совер­шен­ного мастера состоит в соединении лучших черт всех предше­ствующих великих мастеров. К этому выводу можно было прийти и самим, без помощи Автора.

Совер­шен­ный облик прекрасной души – это её ясная про­зрач­ность, способ­ность чув­ство­вать и оцени­вать яв­ления в их истин­ном виде, чтобы мастер мог сотворить на земле неис­кажён­ные подобия образов духовного мира.

Похоже, что совер­шен­ство твор­ческого духа заключа­ется в том, чтобы воб­рать и заключить в себе все духовные образы, рас­твориться в них, превратить себя в них, а их – в самого себя. В этой самоотдаче и одновре­мен­но всепоглоща­ющей экспансии проявля­ется совер­шен­ный дух любви.

Здесь про­сто необ­ходимо сделать паузу, чтобы вернуться затем к земному образу Воланда.