Трибализм и этничность

Под восприятиями расовыми находится огромный пласт восприятий, эмоций и противоречий клановых, племенных и региональных. До недавнего времени этого пласта почти не было видно на поверхности. Об этничности в разных ее проявлениях говорят только в своей среде. Чужак может иногда присутствовать при неофициальных разговорах, но никто не захочет дать ему на эту тему официальное интервью. В 2007–2008 гг. эта проблема вырвалась на политическую арену страны.

В частной беседе любой зулус мог объяснить, например, почему многие из его соотечественников считают едва ли не оскорблением тот факт, что вице-президентом страны после снятия с этого поста Джейкоба Зумы (зулуса) была назначена Пумзиле Мламбо-Нгкука (зулуска). Дело не только в том, что она женщина, хотя и это фактор неблагоприятный: негоже женщине представлять в руководстве страны нацию великих воинов. Но главное, конечно, в том, что муж ее – коса, и не просто коса, а Булелани Нгкука, бывший государственный прокурор, один из главных противников и обвинителей Джейкоба Зумы. Журналист Фред Кумало – единственный, осмелившийся обсуждать эту тему на страницах печати, писал, что недовольство зулусов этническим распределением постов в правительстве Мбеки было гораздо шире. Токо Дидиза, министр земельных дел, а с 2006 г. министр общественных работ – зулуска, но тоже замужем за коса. А Нкосазану Дламини-Зуму, министра иностранных дел и бывшую жену Джейкоба Зумы, считают и вовсе не зулуской, а свази. Свази хотя и близки зулусам и говорят на том же языке, но все же не совсем зулусы.[346]

Учет этнического фактора при назначении правительства долгое время был самым очевидным проявлением этничности. Любому президенту приходится учитывать не только политические и этнические, но и клановые факторы, не говоря уже о личных амбициях. Так, в 1997 г. в стране ходили слухи, что один из популярнейших лидеров АНК – Мэтьюз Поза по просьбе Манделы снял свою кандидатуру на пост вице-президента партии, потому что тогдашний вице-президент АНК Табо Мбеки (коса) должен был стать президентом и партии, и страны, а это означало, что вице-президентом должен был стать зулус. На должность вице-президента был назначен Зума, а более популярный тогда Поза (сото) стал всего лишь премьером провинции Мпумаланга, а позже и вовсе ушел со всех официальных постов.

В последнем кабинете Мбеки, назначенном в 2004 г., было двенадцать коса, не считая президента, пятеро зулусов, не считая вице-президента, двое тсвана, двое венда и один сото. Белых в кабинете было трое, индийцев – двое, цветных – двое. На уровне заместителей министров эта тенденция была еще заметнее. Что до генеральных директоров министерств – фактически глав администраций каждой отрасли, – здесь преобладание коса было абсолютным. В конце 1990-х – начале 2000-х годов в печати появились даже статьи о «коса ностра» – термин, употреблявшийся в кулуарах и черными, и белыми.[347] В одной из них Кголела Мангку, в то время глава Фонда Стива Бико, попытался объяснить роль коса в правительстве тем, что исторически они принимали наиболее активное участие в борьбе против апартхейда. Увы, такая интерпретация ситуации только усугубила недовольство: «тянуть своих» – это понятно и знакомо, но зачем же при этом упрекать остальных в том, что они плохо боролись? Ложность этой аргументации была тем более очевидна, что далеко не все коса среди членов кабинета имели хоть какое-то отношение к борьбе.

Стелла Сигкаву, например, министр государственных предприятий в правительстве Манделы (1994–1999 гг.) и министр общественных работ в двух правительствах Мбеки (1999–2006 гг.), была представительницей «королевского дома» (верховного вождя) гкалека в провинции Восточный Кейп. Она – дочь бывшего президента «независимого» бантустана Транскей и сама была министром, а затем премьер-министром этого бантустана, т. е. самим воплощением системы, против которой боролся АНК. Сигкаву оставалась членом правительства ЮАР до дня своей смерти, и официальную речь на ее похоронах произнес президент Мбеки. Вся страна знает, конечно, что Мбеки родился в Айдучве, небольшом городке в Транскее, находящемся на территории «королевства» гкалека.

Кайзер Даливонга Матанзима, первый премьер-министр независимого бантустана Транскей, которого АНК и его союзники в годы апартхейда звали «тираном» Транскея и «предателем», ни в одно руководимое АНК правительство не попал. Но после смерти в 2003 г. Матанзима был удостоен государственных похорон, на которых присутствовали и Мандела, и Мбеки. Мбеки сказал, что Матанзима боролся за независимость, какой он ее видел, и стремился улучшить положение своего народа, как мог.[348] Матанзима был племянником Манделы, и в юности они были близкими друзьями.

Этническим трениям и противоречиям правительство Мбеки стремилось противопоставить пропаганду надэтнической общеафриканской идентичности и культуры – зачастую искусственной. Руководство АНК, проведшее десятилетия в европейской эмиграции и прошедшее школу советского марксизма, сознательно отвергало внешние проявления своей этнической и даже расовой принадлежности. Но по возвращении в ЮАР лидеры АНК переоделись в одежду стиля афропсевдоафриканского платья, введенного в моду афроамериканцами (но не в традиционную одежду своих этнических групп). В этом же стиле были декорированы государственные учреждения, включая посольства, парламент, кабинеты министров, провинциальные и местные административные здания. С 1994 г. такие официальные церемонии, как открытие парламента и особенно инаугурация президента, включали элементы африканского ритуала: барабанный бой, африканский хор, традиционные хвалебные песнопения. С начала 2000-х годов африканская элита начала менять свои европейские имена и подпольные клички на давно забытые или вновь принятые африканские. Так, министр обороны в кабинете Мбеки Пэтрик «Террор» Лекота вернулся к имени Мосиуоа Лекота, премьер провинции Гаутенг и бывший профсоюзный лидер Сэм Шилова стал Мбхазимой Шилова.

Все это было частью процесса возрождения национальной гордости африканцев, отчасти шедшего стихийно, отчасти подталкиваемого официальной политикой. С конца 1990-х годов правительство начало пропагандировать «африканский ренессанс». По мысли авторов этой концепции, «африканский ренессанс» выражался прежде всего в стремлении покончить с войнами, политическим хаосом, голодом, болезнями и бедностью на Африканском континенте. Но у «африканского ренессанса» был и культурно-психологический аспект: развитие у африканцев гордости за свою культуру, свои традиции, достижения своих предков. В это же время началась пропаганда «убунту», что можно перевести как «человечность», «совместность» (близко по значению к славянофильской «соборности»). Теперь «убунту» считается африканской идеологией и африканским образом жизни, существовавшими якобы в африканских обществах до прихода белого человека.

Тенденция эта, конечно, естественна. Взрыва «африканскости» не могло не произойти после десятилетий подавления ее апартхейдом и столетий расовой дискриминации. Но в многоэтничном и многорасовом обществе явление это политизировано, и правительство направляло и использовало его в своих целях. С одной стороны, правительство стремилось формировать общеафриканское самосознание и единую африканскую нацию (напомним, что, по мнению Мбеки, в стране есть две нации – бедная черная и богатая белая), что должно способствовать сплочению различных групп африканского населения. С другой – эта политика противопоставляет, конечно, африканцев в ЮАР всем остальным, в том числе и небелым.

В тяжелом положении оказались те виды искусства и отрасли культуры, которые правительство считает «неафриканскими». В конце 1990-х годов в стране начали свертываться «европейские» симфонические оркестры и театральные труппы: правительство перестало их субсидировать. Но какое именно содержание заключено в понятии «африканская культура», неясно. В миф об «убунту», например, поверили южноафриканцы разной расовой принадлежности, в том числе многие белые; он стал частью общенациональной мифологии. Но многие африканские традиции большинство неафриканского населения, да и часть африканского, отвергает: многоженство, традиционное обрезание, от которого ежегодно умирают десятки юношей, и т. д.

Профессор Макхоба во время своих политических баталий в Витватерсрандском университете мазал лицо львиным жиром, дабы победить своих врагов. Йон Квелане, черный журналист, написал об этом с восхищением, а критиков Макхобы назвал расистами и евроцетристами.[349] Сам Макхоба писал, что по совету знахаря он жевал одно традиционное средство перед тем, как открыть корреспонденцию, и другим натирал глаза, чтобы его противники не могли в них смотреть.[350]

Даже в городской местности стало обыденным благодарственное забивание быка в честь какого-то важного события. У зулусов возрождена традиция проверки девственности, и только девственницы допускаются к участию в традиционном танце камыша, во время которого мужчины – прежде всего традиционная знать – присматривают себе жен. Даже многие студенты вузов верят в то, что традиционная медицина может вылечить их от СПИДа. Вряд ли стоит напоминать, что положение женщин в традиционных африканских обществах было отнюдь не завидным, что традиционные границы между этническими группами и структура соподчиненности вождей остаются спорными, а также что определял эти границы и соподчиненности в основном закон силы, – это общеизвестно. Но правительство не обсуждает вопрос о том, что же из «традиционного» африканского наследия принимать, а что нет.

У всплеска «африканскости» есть и еще одна сторона – патронаж. Ведь теперь есть, что делить, чем вознаграждать сторонников и последователей, за что бороться. Именно в этой связи в начале 2000-х годов в прессе развернулась дискуссия о роли азиатов в стране. В 1999 г. известные певцы Хнага Бойз Сеньяка и Камазу начали исполнять антикитайскую песню, но китайцев было тогда в ЮАР немного, и мало кто обратил на это внимание. В 2002 г. разгорелся скандал по поводу песни еще более известного певца Мбонгени Нгемы «АмаНдийа» («Индийцы»). В песне были такие слова: «О братья, о мои товарищи и братья. Нам нужны сильные и смелые мужчины, чтобы выступить против индийцев… Индийцы завоевали Дурбан, мы бедны, потому что все отнято индийцами…».[351]

Конечно, если бы речь шла о белых, никто не обратил бы на эти слова внимания: они повторяются в официальных речах и документах ежедневно, не говоря уже о неофициальных высказываниях в СМИ. Но по отношению к индийцам – той группе населения, которая, как и африканцы, пострадала от апартхейда, и к тому же сыграла выдающуюся роль в борьбе против него, это звучало кощунственно. В газеты посыпались письма протеста от индийцев, перечислявших заслуги своей общины в борьбе, но много было писем и от африканцев, утверждавших, что индийцы больше всех выиграли от политики «позитивных действий». Комиссия жалоб телевидения и радиовещания запретила передавать песню, но антииндийские чувства проявляются в африканской среде далеко не только в музыкальных программах. Не приходится удивляться, что индийская молодежь уезжает из страны.

Разочарование многих индийцев в АНК, прежде всего в политике «позитивных действий», выражалось в том, что в их среде росла поддержка оппозиционных партий, а также оппозиция Мбеки и поддержка его соперника в борьбе за лидерство АНК Джейкоба Зумы. Обвинения в коррупции семьи Шейхов, ближайших сподвижников и банкиров Зумы, и Мака Махараджа, одного из героев и лидеров борьбы против апартхейда, воспринимаются индийцами провинции КваЗулу-Натал как попытка Мбеки покончить с влиянием этой группы в партии. В Дурбане – городе, где до сих пор проживает большинство индийского населения ЮАР, – распространено мнение, что в противостоянии Мбеки и Зумы «трансваальские индийцы»[352] поддерживали Мбеки, а «натальские индийцы» выступали за Зуму.

Широко распространено было недовольство политикой правительства Мбеки и среди цветного населения страны. В 1990-х годах многие цветные голосовали за Новую национальную партию. Слияние ее с АНК в 2004 г. и самороспуск в 2005 г. автоматически поставили провинцию Западный Кейп и Кейптаун под управление АНК, но передать АНК свой электорат партия не смогла. Часть его отошла к ДС, но недоверие многих цветных избирателей к англоязычным либералам привело к возникновению новых оппозиционных организаций, и прежде всего (в 2003 г.) партии Независимые демократы (НД), которую возглавила Патриция де Лилль – цветная, из бывших лидеров Панафриканистского конгресса. Партия собрала небольшое число голосов по всей стране, но основной базой ее поддержки было и остается цветное население Западного Кейпа. Во время выборов в местные органы власти в 2006 г. НД поначалу вступила в коалицию с АНК. Электорат тут же наказал партию: на следующих выборах она потеряла значительное число голосов и вынуждена была вступить в коалицию с оппозиционным АНК Демократическим союзом.

В середине 2000-х годов в Кейп флэтс – цветном районе Кейптауна – начала набирать силу антиАНКовская организация МАДАМ (Движение против дискриминации африканских меньшинств). Она была основана в 2004 г. цветными офицерами тюремной службы, уволенными, как они считают, из-за дискриминации. Представители партии встретились даже со специальным представителем ООН по делам туземных народов. Тот рекомендовал изъять термин «цветной» из южноафриканского политического лексикона,[353] но пока правительство этого не сделало. Как мы видели, оно, наоборот, ввело расовые квоты, под которые подпадают и цветные, и именно под этим названием.

Этнические трения и противоречия зачастую связаны с меркантильными интересами и прямой коррупцией. Именно обвинения в коррупции и протекционизме привели к «этническому» расколу в руководстве АНК в провинции Западный Кейп. Две противоборствующие группировки, одна во главе с премьером провинции Ибрагимом Расулом – цветным, другая во главе с генеральным секретарем провинциального отделения АНК Мтсебиси Скватшей – коса, обвиняли друг друга в расизме и коррупции. Трения начались по поводу распределения мест в руководстве провинцией после победы АНК на выборах 1999 г. Потом разгорелась война из-за продажи дорогостоящего пустыря в центре самого дорогого района Кейптауна. Позже Скватшу обвинили в коррупции, поскольку компания его брата выиграла тендер на обеспечение безопасности горсовета. Аантикоррупционная служба «Скорпионы», находящаяся в ведении лично президента страны, освободила его от подозрений и обвинила в коррупции Расула.[354] Провинциальное отделение АНК разделилось на «африканскую» и «цветную» секции. Из-за взаимных обвинений и подозрений, связанных с коммерческими интересами, отделение оказалось в состоянии хаоса. В противостоянии Мбеки и Зумы «цветная» секция поддерживала Мбеки, «африканская» – Зуму.

Несмотря на усилия правительства по формированию общеафриканской «идентичности», идея эта особым успехом не пользуется. Черная интеллигенция в какой-то степени поддерживает ее, но многие рядовые граждане общеафриканского единения не понимают и не принимают. В 2000-е годы в стране стала быстро нарастать волна ксенофобии. Когда в 2001 г. жители неформального поселения Зандспруйт в Ханидью к северу от Йоганнесбурга напали на живших в поселке зимбабвийцев, это было большим событием. Тогда было ранено шесть человек, 174 человека были ограблены, 74 лачуги сожжены. Зимбабвийцам, которых обвиняли в том, что они «крадут работу» у местного населения, пришлось бежать.[355]

Но с тех пор и легальная, и нелегальная иммиграция со всей Африки в ЮАР возросла в десятки, если не в сотни раз. Здесь и беженцы, и экономические иммигранты, и криминальные элементы. Границы практически не охраняются, а соблазн попытаться найти работу в ЮАР необычайно велик. К тому же правительство Мбеки ввело закон, в соответствии с которым все дети, проживающие в стране, имеют право на образование. Это распространяется и на детей нелегальных иммигрантов, даже если их родители не могут платить за образование. По неофициальным данным, к 2008 г. в стране было до 6 млн иммигрантов из африканских стран; одних только зимбабвийцев не менее 3 млн.

Судя по газетным публикациям и наблюдениям авторов, сомалийцы, нигерийцы, конголезцы, руандийцы, бурундийцы, угандийцы, танзанийцы, мозамбиканцы и зимбабвийцы монополизировали целые отрасли обслуживания в южноафриканских городах. Сомалийцы занимаются в основном мелкой торговлей в тауншипах и даже шантитаунах – неформальных лачужных поселениях в городах, где южноафриканцы не торгуют – слишком опасно. Зимбабвийцы, прежде всего ндебеле, находятся в особенно выгодном положении: их язык близок к зулусскому, и по-английски они обычно говорят лучше, чем многие черные южноафриканцы (сказывается наследие системы образования в ЮАР при апартхейде). Они часто работают официантами в ресторанах Йоганнесбурга, Претории и других крупных городов и легко находят работу в качестве домашней прислуги, садовников, продавцов, водителей, секретарей и т. д. Руандийцы, бурундийцы и конголезцы специализируются на охране автостоянок. Что до криминального бизнеса – краж автомобилей, наркобизнеса и проституции, то в нем участвуют представители всех иммигрантских групп (и конечно, южноафриканцы), но особенно активны нигерийские преступные группировки. Существуют разветвленные подпольные синдикаты, контролирующие разные криминальные сферы, в которых нелегальные иммигранты играют большую роль. Это способствует коррупции в учреждениях министерства внутренних дел и полиции.

Социальная напряженность создала идеальные условия для всплеска ксенофобии. В апреле 2007 г. школьники черного кейптаунского района Филиппи связали и жестоко избили полтора десятка детей беженцев, в основном из Руанды, Бурунди и ДРК.[356] В феврале этого же года произошел погром сомалийцев в тауншипе Маверуелл около Порт Элизабета. Все их магазины и лавки – около 130 – были разграблены, многие сожжены. Полиция вывезла 400 человек, но несколько были избиты и ранены, один убит. Всего только в Кейптауне и его пригородах с 2006 г. по начало 2008 г. было убито около 100 сомалийцев.[357]

В мае 2008 г. волна погромов черных иммигрантов прокатилась по всей стране. За несколько дней было убито несколько десятков человек (некоторые сожжены), тысячи ранены, около 30 тыс. бежали или были изгнаны из тауншипов, тысячи жилищ, лавок, лачуг, принадлежавших иммигрантам, сожжены. Полиция не могла остановить беспорядки больше недели. Правительство осудило ксенофобию и создало временные лагеря для беженцев. Сотни погромщиков были арестованы. Напряжение несколько спало, но проблема осталась нерешенной. В декабре 2008 г. толпа погромщиков ворвалась в многоэтажное здание в центре Дурбана, занятое нелегальными иммигрантами. Обитатели бежали на верхние этажи здания перед наступающей толпой. Двое выбросились из окон, предпочтя такую смерть издевательствам погромщиков. После этого те отступили.

Единства нет и среди самого африканского населения ЮАР. Политика, направленная на утверждение новой общеафриканской идентичности, отнюдь не противоречит возрождению разных традиций и языков, которые прежде были, с одной стороны, принижены расистским режимом, а с другой – заклеймены противниками апартхейда. Обе тенденции взаимодействуют и дополняют друг друга. Но отношение правительства к «расцвету африканских культур», который в начале 1990-х годов предвидел и пропагандировал Джо Слово,[358] стало далеко не однозначным.

Создавая и развивая единую «африканскую» культуру, правительство пытается нивелировать различия и сглаживать противоречия. Так, в начале 2007 г. двое черных радиожурналистов были отстранены от работы за то, что говорили в эфире, что «женщины коса крадут мужчин у других женщин».[359] А Палло Джордан отказался от приглашения выступить на церемонии в честь подписания меморандума о взаимопонимании между королевствами Западный Тембуленд и АмаРарабе. В ответе на приглашение он написал, что «во-первых, исторически – до завоевания и колониализма – никаких таких королевств не существовало…», а во-вторых, возрождение этнических и племенных идентичностей служит только разделению африканского народа. «Правительство отчаянно пытается объединить африканцев, белых, цветных и индийцев в единую южноафриканскую нацию, – продолжал он, – и я не стану оказывать поддержку чему бы то ни было, что стимулирует этническую идентичность».[360]

Если допустить, что правительство действительно пытается объединить всех жителей страны в одну нацию (что, как мы видели, не совсем так), то главным объединяющим ее фактором мог бы стать единый язык. Общеизвестно, что роль английского языка в стране резко возросла после 1994 г. С 1994 по 1999 г. количество печатных изданий на педи, например, сократилось на 88 %, на африкаанс – на 70 %, на зулу – на 60 %. За эти же годы количество печатных изданий на английском выросло на 60 %.[361] В 1999–2000 гг. теле– и радиопрограммы на английском языке составляли больше 70 %, на африкаанс – чуть больше 8 %, на языках группы сото/тсвана – 3,5 %. В 2000 г. обучение в 80 % средних школ велось на английском языке, в 16 % – на африкаанс. В стране идет много споров о том, хорошо ли это с точки зрения образовательного процесса: школьникам и студентам трудно понимать содержание уроков и лекций на чужом языке. По данным проведенного в 2000 г. исследования, только 22 % респондентов с неродным английским сказали, что они полностью понимают речь и программы на этом языке.[362] K тому же и у преподавателей английский язык оставляет желать лучшего. И все же с точки зрения строительства единой нации развитие английского как главного языка межэтнического общения можно было бы только приветствовать, тем более что обучение на нем в средней школе отвечает пожеланиям и родителей, и самих детей. Но правительство пытается действовать вопреки этой тенденции, пропагандируя все одиннадцать официальных языков страны и пытаясь их развивать.

С учетом этнического принципа создавались и границы провинций. Это было, конечно, наследием прошлого этнотерриториального деления. После того, как АНК установил контроль над всеми провинциальными и большинством местных органов власти, это стало еще труднее, поскольку начали действовать местнические и этнические интересы внутри самой партии. Но там, где границы провинций не совпадают с этническими, ситуация еще хуже. В 2001 г. ветераны АНК в Северной провинции, например, открыто говорили, что исполком провинциального комитета АНК разделен по национальному признаку и занимается только внутренней борьбой. Премьера провинции Нгоако Раматлоди обвиняют, с одной стороны, в том, что он набрал в свою администрацию слишком много шангаанов, с другой – в фаворитизме по отношению к сото (в его кабинете было 4 шангаана, 4 сото и двое венда).[363]

Противоречия и трения, существовавшие между отдельными группами на протяжении десятилетий, а то и столетий, но временно подавленные колониализмом и апартхейдом и заглушенные необходимостью единения в борьбе, начали выходить наружу и усиливаться. Один из примеров – разногласия между вождями гкалека и бомвана.[364] Иногда такие трения доходят и до прямых столкновений, как это случилось в 2004 г. неподалеку от Растенбурга, где произошли стычки между коса и шангаанами.[365]

«Племенной расизм в Южной Африке… это национальная проблема, и сводить ее к проблеме границ провинций неверно, – писал в Сити Пресс обозреватель-тсонга. – <…> Мы должны, наконец, проснуться и понять, что такое племенной расизм в действительности: это бомба замедленного действия в национальном масштабе, которая только ждет подходящего момента, чтобы взорваться».[366]

С середины 2000-х годов этничность, проявлявшаяся до этого только на местном и провинциальном уровнях, вышла на национальный уровень и политизировалась. Связано это было с противостоянием Мбеки и Зумы в борьбе за руководство АНК, а значит, и всей страной. Этнический элемент был привнесен в эту борьбу почти в самом ее начале – в 2005 г., когда разгорелся скандал с электронной перепиской между руководителями партии, видными государственными деятелями и парламентариями по поводу Зумы. Расследования показали, что переписка была фальшивкой, созданной по заказу Национальной службы безопасности. Важно было то, что в этой корреспонденции Зуму уничижительно называли «зулусским боем».[367] Это сплотило вокруг него зулусское лобби, прежде всего в провинции КваЗулу-Натал. Часть сторонников Зумы открыто говорит, что время коса кончилось – наступила очередь зулусов править страной. Эта сентенция украшала даже официальный сайт друзей Зумы.

Поддержка Зумы базируется далеко не только на этнической солидарности: официально его поддержали КОСАТУ, ЮАКП и обе Молодежные лиги – АНК и ЮАКП. Иными словами, эта поддержка имеет многоплановый и многослойный характер. Она порождена и широко распространенным недовольством политикой правительства Мбеки, и борьбой различных группировок внутри АНК и его союзников за передел сфер влияния и экономического патронажа, а также за возможность определения курса страны в будущем. И все же самая массовая и самая прочная база у Зумы – именно в КваЗулу-Натале.[368]

Поддержка Мбеки тоже не лишена этнического элемента. Первой провинцией, официально поддержавшей идею третьего срока президентства АНК для Мбеки, стал его родной Восточный Кейп. По этому поводу он провел на своей родине в Айдучве традиционный благодарственный ритуал.[369] На митингах в Натале Мбеки встречали враждебно, а в Восточном Кейпе – восторженно.

В декабре 2007 г. Зума был избран президентом АНК, а в сентябре 2008 г. Национальный исполком АНК отозвал Мбеки с поста президента страны – менее чем за год до следующих национальных выборов. Президентом до выборов был назначен не Зума, над которым висит судебное разбирательство по обвинению в коррупции, а его соратник Кгалема Мотланте, но сторонники Зумы торжествовали победу. Борьба, однако, на этом не закончилась. В конце 2008 г. часть бывших сторонников и сотрудников Мбеки вышла из АНК и основала новую партию, Конгресс народов (КН). Говорить о политике новой партии пока рано, хотя она явно подчеркивает свою многорасовость. Трудно судить и о том, насколько она будет популярной. Но одно совершенно ясно: этнический элемент сыграл в расколе АНК важнейшую роль. КН начал свою деятельность и сумел завоевать определенную поддержку в провинциях Западный Кейп и Восточный Кейп – районах расселения коса. У него практически нет поддержки в провинции КваЗулу-Натал. Национальные противоречия, которые на протяжении многих десятилетий удавалось сдерживать старшему поколению лидеров АНК при апартхейде, настигли партию, когда она пришла к власти.