Франц Бутц, Фридрих Бутц и Юлий Бутц

Франц (Александр-Франц) Бутц, родившийся 25 апреля 1813 года, появился в Петербурге в 1841 году, однако только через 8 лет уже не слишком молодой, но талантливый подмастерье наконец-то стал золотых дел мастером и ювелиром и смог открыть мастерскую в доме Жадимировского на Большой Морской улице. Он быстро получил признание высокопоставленных клиентов и вскоре объединился с Карлом-Эдуардом Болином, образовав совместную фирму «Бутц и Болин», просуществовавшую семь лет. Сблизился Франц Бутц и со своим земляком Густавом Фаберже, тоже имевшим небольшую мастерскую на той же Большой Морской, вначале размещавшуюся в доме № 11. Оба приятеля были энергичны, деятельны и не без предпринимательской жилки. Обоим сопутствовал успех, поскольку к перечисленным свойствам характера присоединялось великолепное владение профессией ювелира. В 1847 году у Франца родился ещё один сын, получивший имя Юлиус-Агатон (Агафон), или Юлий.

Неожиданная и безвременная смерть Франца Бутца 16 июня 1857 года внесла свои коррективы. Сотрудничество с Болином окончилось. Однако семейное дело успешно продолжал наследник Франца Бутца, Фридрих (Фридрих-Даниэль), скорее всего, его старший сын. Минуло немногим более десяти лет, как выпускник провинциальной Перновской гимназии не только был записан в купеческую гильдию, но в том же 1869 году занял вакансию оценщика Кабинета, освободившуюся после смерти Льва (Людвига) Брейтфуса.

«Магазин бриллиантовых и золотых вещей Франца Бутца», размещавшийся в доме Елисеева, на Большой Морской, 25, продолжал давать приличный доход.[524] Достаточно обширный ассортимент выставленных там изделий (отчасти выписанных из-за границы), как и их качество, привлекали даже членов императорской семьи. В мастерской Фридриха Бутца делали колье, широкие браслеты, броши, серьги и перстни, выглядевшие подчас чересчур массивными и излишне пёстрыми.[525] Излюбленным мотивом декора были ландыши, не только напоминавшие о весенних майских днях, но и обозначавшие на языке символов долгую, тайную и нежную любовь.[526]

В 1865 году «золотых и бриллиантовых дел мастеру Бутцу дано право именоваться Поставщиком Государя Наследника Цесаревича Александра Александровича и иметь на вывеске вензельный шифр его императорского высочества». Когда же августейший покровитель взошёл на русский престол, то с 1881 года ювелир получил, соответственно, звание «Поставщика Высочайшего Двора».[527]

Интересно, что в том самом 1874 году, когда Фридрих Бутц к клеймению никаких изделий не предъявил, а только купил за границей золотые вещи, чей вес составил 3 фунта 41 золотник (то есть около 1,4 кг), его за труды наградили орденом Анны 3-й степени. Ювелир занимался благотворительностью, состоял почётным старшиной в приютах Благовещения (с 1858 года) и великой княгини Александры Николаевны (с 1860 года). В 1880 году потомственный почётный гражданин Фридрих-Даниэль Бутц жил на Большой Морской, в доме Елисеева, где размещались не только магазин, но и мастерская известного ювелира.

Дочь свою он выдал за Оскара Энгельмана. Тот, начиная с 1872 года, удачно подменял своего тестя на посту оценщика Кабинета на время отпусков. Когда же Фридрих Бутц скончался, наследовавший ему брат Юлий (1847–1912) организовал с Оскаром Энгельманом фирму «Ф. Бутц».

Карьера Юлия Бутца развивалась довольно быстро. Он прекрасно знал сложности ремесла ювелира, так как ещё в батюшкиной мастерской постиг многие профессиональные премудрости. А потом были годы странствий по Европе в компании с сыном лучшего друга покойного отца, Карлом Фаберже. Вместе они изъездили Германию, Францию, Англию, посмотрели сокровища музеев, учились у лучших специалистов своего дела. На Юлия Бутца большое влияние оказал изысканный вкус ювелиров Парижа, Берлина и Лондона. С 1879 года он – купец 2-й гильдии, а с 1881-го – оценщик Кабинета. Поскольку он оставался поставщиком Двора, Бутцу приходилось исполнять достаточно много заказов Кабинета, что составляло надёжный источник дохода. То Юлию Бутцу, как и его коллегам-ювелирам Болину и Зефтигену поручалось быстро переделать на табакерках и перстнях вензель Александра II на вензелевое имя нового самодержца Александра III, «с заменою находящейся под литерою А цифры II цифрою III».[528] То ювелиру заказывались в запас кладовой Кабинета бриллиантовые орденские, статс-дамские и фрейлинские знаки, причём ордена работы фирмы «Ф. Бутц» обычно было принято жаловать иностранцам. А конкуренция в изготовлении орденов существовала немалая: давно славились изделия таких мастеров, как Кейбель, Кеммерер и Эдуард, к ним при Александре III присоединился и обосновавшийся на Невском проспекте золотых дел мастер Г. Иоханссон (Иогансон).[529] Показательно, что именно «ювелирам Бутцу и Иогансону» поручили из сломанных фрейлинских знаков с вензелем императрицы Марии Александровны сделать 10 новых, с «именем» царицы Марии Феодоровны, супруги Александра III.[530]

В начале 1884 года заведующий Кабинетом представил министру Двора письменный доклад о высочайших подарках. Чиновника заботило, что отнюдь не все такие изделия выглядели презентованной от Двора наградой. Естественно, не вызывали подобных сомнений табакерки и перстни с портретами или с «вензелевым изображением Имени Их Императорских Величеств», и обыкновенные часы, если их дополнял государственный герб. Зато на прочих жалуемых предметах отсутствовали какие бы то ни было видимые знаки августейшего внимания. Услужливый царедворец, чтобы устранить это упущение, не только полагал нужным отныне украшать наградные дамские броши и браслеты двуглавым российским орлом, но и успел предложить «состоящим при Кабинете оценщикам драгоценных вещей ювелирам Бутцу и Зефтигену, ювелиру Фаберже, а также архитектору Кабинета Шильдкнехту составить проекты таковых рисунков». Хотя граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков посчитал тогда хлопоты заботливого подчинённого преждевременными, вскоре эти эскизы оказались востребованными.[531]

Состоятельные покупатели, заходя в элегантное помещение магазина фирмы, всё так же располагавшееся на первом этаже здания, высящегося на углу Большой Морской и Гороховой, продолжали обращаться к Юлию Бутцу со своими заказами. Клиенты имели возможность неспеша изучить и оценить красоту предлагаемых к продаже драгоценностей, выставленных в открытых футлярах в окнах-витринах на фоне шёлковых занавесок.[532]

Однако с 1886 года сам Юлий Бутц практически перестал заниматься ювелирной работой. Любитель изысканных вещей, он продолжал набрасывать рисунки изделий. При всей всеядности эклектики, пользующейся арсеналом заимствований из различных европейских стилей, Юлий Бутц, работая над заданиями Кабинета, более склонялся к решению в духе классицизма предметов (особенно составляющих парюру), построенных на растительных и геометрических формах. Смысловые же точки узора всё чаще акцентировались вкраплениями ярких пятен самоцветов в сплошь выстланный «инеистыми» алмазами фон.[533]

В 1886 году Юлий Бутц, сохранив за собой фамильную фирму «Ф. Бутц», продал свою мастерскую двадцатишестилетнему финну Томасу Полвинену, некоторое время стажировавшемуся в её стенах. Уроженец городка Кумманиеми, расположенного возле самой русской границы, совсем юным приехал искать счастья в Петербург. Ему удалось поступить в ученики к золотых дел мастеру Пекке Иннанену и довольно быстро овладеть у земляка секретами выбранного ремесла.

Кстати, в это время в Северной Пальмире работало много выходцев из Княжества Финляндского. Один из них, золотых дел мастер Туомас Копонен, очень любил делать ставшие модными броши, весьма натуралистично изображавшие различных насекомых. Тельце какой-нибудь летящей мушки ювелир формировал обычно из двух крупных полусферических сапфиров, причём круглый кабошон имитировал её «грудку», а овальный – «брюшко», распростёртые же крылышки, покрытые сеточкой «жилок», сплошь унизывали сверкающие алмазы.[534]

Сотрудничество Томаса Полвинена с Юлием Бутцем продлилось четверть века. Теперь в мастерской трудились пять-шесть подмастерьев. Работы было много, поэтому приходилось задерживаться до позднего вечера, часто захватывая и воскресенья. Незаурядный талант и разносторонность Полвинена высоко ценил неоднократно сотрудничавший с ним Хенрик Вигстрём.[535] Виктор Аарне, другой ведущий столичный мастер фирмы Карла Фаберже, вообще предпочитал обращаться в сложных случаях только к Полвинену.

По слабости здоровья Юлий Бутц нанял двух помощников (один из них, финн Карлссон, хотя и происходил из семьи, достаточно долго жившей в Петербурге, всё же предпочитал говорить на родном языке). Однако в 1911 году поставщик Высочайшего Двора тяжело заболел, родственники вынуждены были его объявить душевнобольным и увезти в Финляндию, в городок Сен-Микели.[536] Фирма «Франц Бутц» прекратила своё существование ещё до наступления 1912 года.[537] Закрылся и магазин, с начала XX века размещавшийся на Большой Морской, 15.[538]

Как же прихотлива судьба! Юлий Бутц некогда учился вместе с Карлом Фаберже в престижной Анненшуле. Закадычные друзья с детских лет, они вместе путешествовали по Европе. Однако в 1870-е годы общественное положение приятелей в начале их карьеры было разным. Юлий Бутц тогда унаследовал семейную фирму «Ф. Бутц», ставшую ещё в 1865 году поставщиком Высочайшего Двора. И вот при этом преемнике фамильного дела она трагически закончила свою шестидесятилетнюю историю, а большинство произведений её мастеров погибло в эпоху революций, гражданских войн и многочисленных реквизиций. В результате имя ювелиров Бутцев сейчас известно лишь очень узкому кругу знатоков. Зато Карл Фаберже, занимавший вначале отнюдь не столь блестящее положение в обществе, благодаря своей энергии и мудрости сделал захудалую отцовскую мастерскую основой блестящего предприятия и прославил свою фамилию во всём мире.