Кредо истинного художника
В январе 1914 года 70-летний Карл Густавович Фаберже (которому императрица Мария Феодоровна говорила, что тот – «величайший и несравненный гений нашего времени») дал небольшое интервью великосветскому журналу «Столица и усадьба», где высказал своё кредо истинного художника, молвив, что если сравнивать с его делом такие известнейшие фирмы, как Тиффани, Бушерон, Картье, «то у них, вероятно, найдётся драгоценностей больше, чем у меня» и гораздо дороже по стоимости. «Но ведь это торговцы, а не ювелиры-художники. Меня мало интересует дорогая вещь, если её цена только в том, что насажено много бриллиантов и жемчугов.[790]
Он гордился своими изделиями из сибирских камней, особенно из нефрита, из которых вырезались очаровательные фигурки. Недаром прелестная свинка, считавшаяся у австрийцев символом счастья, выточенная с большим искусством из белоречита, входила в коллекцию его сына, Агафона Карловича Фаберже.[791]
Внёс старый мастер и ясность, для чего же выпускались его фирмой все эти набранные из различных камней курьёзные фигурки, цветы и другие художественные вещицы, называемые французским термином «objets dart». Хотя ставший впоследствии известным писателем Владимир Набоков весьма иронически и довольно пренебрежительно отзывался относительно всех этих «минеральных чудовищ, троек, украшенных драгоценными камнями, балансирующих на мраморных страусовых яйцах, и подобных вещей, которые высоко ценились царской семьёй, но для нас были воплощением гротескно-пустого блеска»,[792] сам Карл Густавович в том же интервью, как бы отвечая и возражая всем своим оппонентам, сказал, что подобные его работы – вовсе не «напрасно брошенные на ветер деньги»: «Есть люди, которым давно надоели бриллианты и жемчуг, да иногда и неудобно дарить драгоценность, а такая вещица подходит»,[793] ещё раз напомнив ту истину, что для него желание заказчика – закон, а уж исполнить произведение с подлинным художественным блеском и техническим совершенством – дело мастера.
И старый, но ещё крепко державший бразды правления своего предприятия ювелир с нежностью вспоминал одну из работ почти двадцатилетней давности – поднесённую от нижегородского купечества императрице Александре Феодоровне в честь коронации корзиночку ландышей, любимых цветов царицы, гордясь тем, что та постоянно держит её на своём рабочем столике. Чёрно-белая же иллюстрация[794] хотя не могла передать колористическую тонкость выточенных из жемчуга ландышей и цветового сочетания тончайших золотой и платиновой проволок, из которых сплетена ажурная корзиночка и исполнен пушистый мох, пусть слабо, но всё-таки давала почувствовать очарование и нежность этих цветов. При взгляде на них невольно вспоминаются слова царя Берендея в поэтичной «весенней сказке» Александра Николаевича Островского «Снегурочка», слегка изменённые и положенные Николаем Андреевичем Римским-Корсаковым на дышащую прелестью и чистотой мелодию:
Полна чудес могучая природа!
Дары свои обильно рассыпая.
Причудливо она играет: бросит
В болотнике, в забытом уголке
Под кустиком, цветок весны жемчужный,
Задумчиво склоненный ландыш, – брызнет
На белизну его холодной пылью
Серебряной росы, и дышит цветик
Неуловимым запахом весны,
Прельщая взор и обонянье.