Жемчужная диадема

В 1834 году Николай I издал вошедший в полное собрание законов Российской империи указ о придворном платье, и отныне головы дам и девиц при Дворе в обязательном порядке украсили дополняемые белыми вуалями кокошники и повязки «в национальном стиле». Маркиза де Кюстина настолько покорила прелесть этих обязательных костюмов, что он признал: «Национальный наряд русских придворных дам величественен и дышит стариной», а «парадные платья с длинными рукавами и шлейфом сообщают облику женщин нечто восточное и радуют глаз». Но особенно поразил француза увенчивающий головы статс-дам и фрейлин «убор, похожий на своего рода крепостную стену из богато разукрашенной ткани или на невысокую мужскую шляпу без дна. Этот венец высотой в несколько дюймов, расшитый, как правило, драгоценными камнями, приятно обрамляет лицо, оставляя лоб открытым; самобытный и благородный, он очень к лицу красавицам, но безнадёжно вредит женщинам некрасивым».[311] К святкам нового 1842 года самодержец решил порадовать свою жену, обожавшую жемчуга, новой диадемой, которая, в отличие от старой, переделанной Яном в 1833 году[312] должна была напоминать унизанные перлами русские очелья допетровского времени.

К. Болин. Бриллиантовая диадема с жемчужными подвесками

Чтобы подобрать нужные камни, с разрешения монарха Карл Болин осмотрел коронные вещи. 5 декабря 1841 года из них «ювелиру Болину на сделание Диадемы» отпустили несколько украшений, отдельные камни, бывшие как в россыпи, так и в повреждённых предметах. Кроме них, Болин добавил 900 «собственных» алмазов-роз.

«2-го Генваря 1842 Года» исполненная Болином дивная «Диадема составленная из Коронных брилиянтов и Жемчугов» была занесена в опись коронных вещей. Придворный ювелир успел за чрезвычайно короткий срок исполнить к декабрю 1841 года дивную жемчужную диадему.[313] Тяжёлые капли матовых отборных жемчужных подвесок, напоминающих жёлуди, кажется, едва удерживаются бриллиантовыми «чашечками» и зависают над сверкающим алмазными искрами фестончатым, заставляющим вспомнить о готических арочках, бордюром, чуть не касаясь его.[314]

А. Картье. Диадема-кокошник. 1908 г.

Недаром её очарование так подействовало на Луи Картье. Тот, конечно же, во время своего первого визита в Северную Пальмиру на Рождество 1907 года не упустил возможности ознакомиться с хранившимися в Бриллиантовой комнате Зимнего дворца коронными сокровищами, и совершенно очевидно, что ряд диадем французского ювелира, в особенности созданная в 1908 году диадема-кокошник,[315] представляет собой пусть отдалённый, но всё-таки несомненный вариант болиновского шедевра.

Исключительно прекрасный подбор необычайно редких по величине жемчугов поразил знатока камней академика Ферсмана, просматривавшего в 1922 году сокровища царской семьи.

Пройдя с молотка на аукционе Кристи в 1927 году (хотя официально лот № 117 остался непроданным из-за большой стартовой цены)[316] творение Болина промелькнуло на торгах той же фирмы в 1979 году как собственность английской вдовствующей герцогини Мальборо[317] а затем диадема оказалась в коллекции Имельды Маркос. К сожалению, супруга президента Филиппин даже не подозревала о подлинной исторической ценности диадемы, иначе она вряд ли (как говорят) размонтировала дивное украшение русских императриц, чтобы снятые редкостные перлы украсили ей собрание жемчуга.

Уже в наши дни золотые руки ювелиров Алмазного фонда СССР Виктора Владимировича Николаева и Геннадия Фёдоровича Алексахина, повторяя по старым фотографиям шедевры своих предшественников, воссоздали в 1987 году и эту диадему.[318] Правда, в отличие от оригинала, в реплике помимо платины, а не серебра, применён также вместо натурального, культивированный, а поэтому идеальной сферической формы и ровного тона жемчуг, прекрасно подобранный и по величине. Полную чарующей прелести копию старинной диадемы, напоминающей национальный праздничный головной убор, назвали «Русской красавицей».

Интересно, что в начале XX века в США, правда недолго, в женском костюме существовала мода на «тиары»-кокошники, что объяснялось бурным увлечением всем русским, в немалой степени обязанным фантастическим успехам гастролей русского балета.

С 1849 года мастерская Болина, где работало около полусотни человек, располагалась на углу Невского и Грязной (ныне Марата) улицы.[319] Дела шли успешно. Слава придворного ювелира росла, и вскоре от заказчиков не стало отбоя. В том же году в семье её владельца родился последний, восьмой ребёнок, причём крёстной крошки Александрины согласилась стать сама императрица Александра Феодоровна.[320]

Да это и неудивительно. Ведь Болин никогда не отказывался от выступлений в благотворительных концертах, устраиваемых при Дворе. У обоих братьев Болин были столь прекрасные голоса, что однажды кто-то из слушателей не удержался и спросил Карла-Эдуарда, не хочет ли тот сделаться оперным певцом? Поставщик Двора Его Величества гордо ответил: «Никогда я не буду петь за деньги!»[321]