5.3. Язык как метод разграничения

Язык женщин уподобляется языку мужчин, но все же не становится полностью ему подобным. Необходимо проводить различия внутри вариантов языка, если мы хотим обнаружить в отчасти неустойчивых результатах социолингвистических исследований корреляции с переменной пола. Различные исследования обнаруживают, что там, где женщины также говорят на диалекте, он отклоняется от мужского варианта диалекта (например, [Nichols 1983; Milroy, Milroy 1978]). В работах Милроев по исследованию диалектов Белфаста было обнаружено, что женщины из Клонарда произносят звук [th], отсутствие которого считается одним из признаков диалекта и широко практикуется мужчинами. Сферы употребления женского и мужского вариантов диалекта различны.

Стиль речи может подвергаться символической эксплуатации. Если стиль символизирует для мужчин субкультурный престиж, то женщины могут использовать эти стилистические коннотации, чтобы точно так же демонстрировать принадлежность к группе. Способы речевого поведения, располагаемые на оси стандартное – нестандартное, могут быть использованы для разнообразных стилизаций и тем самым для символизации категорий идентичности. Если с пожилыми женщинами и их диалектом ассоциируется несовременность, более молодые женщины за счет слишком интенсивного употребления диалекта рискуют уподобиться им. Идентичность в коммуникации может быть реализована по обоим направлениям – отграничением от речевого поведения определенной группы и его заимствованием.

Существуют гендерно специфичные и гендерно независимые формы престижа, использование которых определяется стилем [Cheshire 1982]. Даже внутри стандартного и нестандартного вариантов языка женщины и мужчины могут говорить по-разному. В коммуникации в зависимости от ситуации общения и интенции могут использоваться конвергенция (один социальный слой, одна группа и проч.) и дивергенция (противоположный пол, различные социальные роли и проч.) (о теории аккомодации см. [Giles, Smith 1979]). Высокий потенциал этих средств стилизации обусловливает их выбор в каждом конкретном случае. Социолингвисты должны выявить, какие переменные могут использоваться для маркирования гендерных различий, а какие – для социальных и / или для маркирования степени формальности ситуации. Принадлежность мужчин к тому или иному социальному слою представляется определяющей для их речевого поведения. «Колебания в таблице» [Ruoff 1973] становятся понятными, если представить женщин и мужчин как субъектов, которые используют язык хотя и неосознанно, но все же целенаправленно для определения ситуации и категоризации идентичности. Тем не менее неправомерно утверждать, что социальная группа и пол просто коррелируют с языковыми переменными, вместо этого необходимо в определенных ситуациях процессуально отображать применение языковых методов различения.

Фонетико-фонологические исследования Водак [Wodak 1981; 1982; 1985] и Моосмюллер [Moosmiiller 1984] речевого поведения матерей и дочерей в Вене обнаружили, что особенности семьи, характеристики людей, модели отношений, структуры конфликта и т. д. определяют варианты внутри венского разговорного языка. Так была обоснована теория социопсихологических вариантов [Wodak, Moosmiiller 1982]. Было установлено, что именно развитие языка женщин определяется не только социологическими, но и психологическими параметрами. Мать оказывает неодинаковое влияние на сыновей и дочерей. Так, мы знаем из психоаналитической литературы, что сыновья переживают разрыв с матерью иначе; у дочерей он происходит мучительнее. Интересы исследователей вращались вокруг вопросов: используют ли дочери язык для маркирования собственной идентичности? отграничиваются ли они при помощи языка от матерей (предположительно сильнее, чем сыновья)? доходит ли дело до языкового варианта в зависимости от отношения матери, структуры семьи и желаемой новой идентичности детей (социальный взлет /падение, другой полоролевой образ и т. д.)? в какой мере за счет исследования языка матерей и их дочерей мы можем рассмотреть процессы гендерной идентификации, а также возникновение гендерно специфичных различий?

В одном из первых пилотных исследований была предпринята попытка изучить взаимоотношения мать – дочь на основании междисциплинарных, теоретических и методических положений [Wodak 1981]. В рамках этого исследования вначале были качественно и количественно проанализированы сочинения 12-летних школьников на тему «Моя мама и я».

После этого проводились интервью с детьми и матерями. Эти интервью были фонетически транскрибированы и изучены по социофонологическим показателям.

Водак обобщила окончательные результаты следующим образом [Wodak 1985, 204]:

– Существуют «семейные стили» – «стили матери-дочери», которые не согласуются с общей тенденцией различения по социальным группам;

– Работающие женщины говорят более официально по сравнению с домохозяйками, независимо от социальной и возрастной группы;

– При конфликтных отношениях с матерью наблюдаются значительные различия между стилями речи матери и дочери: даже если общая тенденция такова, что молодежь говорит менее официально, в данном случае она нивелируется (см. также [Wodak, Moosmtiller 1981]);

– Различий между матерью и дочерью, даже при относительно хороших взаимоотношениях, больше, чем у матери и сына, поскольку дочь должна создавать свою собственную (речевую) идентичность за счет разобщения с матерью;

– Поднимающиеся и опускающиеся по социальной лестнице дочери говорят гиперкорректно (более корректно, чем сыновья), причем здесь совпадают два фактора: отречение от исходной социальной группы и одновременный разрыв с матерью, которая – среди прочего – олицетворяет ценности и нормы исходной социальной группы. Приспособление к группе, члены которой близки по возрасту, статусу и т. д., также должно играть большую роль;

– Тема разговора также влияет на вариант используемого стиля, причем важность тех же самых тем может быть различной для отдельных членов семьи (эмоциональное восприятие темы, табу, идеологические конфликты).

В этом исследовании в фокусе находится различие, которое и ранее привлекало внимание исследователей, – различие между матерями и дочерями. Особенно примечательным является то, что дочери из низов среднего класса в данном исследовании пользовались большинством диалектных особенностей, что противоречит существовавшим до сих пор предположениям о переходе в более высокий социальный слой. Это можно объяснить только их «оппозиционным отношением», направленным против матерей. В целом фактор социального слоя для дочерей был не настолько значим, как для матерей и мужчин в целом.

Николс и Милрой также выявили заметные различия в речевом поведении младших и старших поколений женщин, намного более четкие, чем у мужчин. Предположительно, и там играют роль психологические усилия по отмежеванию и, кроме того, сильные общественные перемены в роли женщин.

Исследование языка молодежи в Детройте основано на очень убедительном методе количественного анализа вариаций и качественной этнографии [Eckert 2000]. В школьном окружении Белтэн Хай среди молодежи происходит разделение на «спортсменов» (jocks) и «отпетых» (burnouts[101]) (и на «переходную группу» – in-betweens); в сфере досуга первые ориентированы скорее на занятия, которые признает и школа, «отпетые» проявляют интересы, далекие от школьных требований. Хотя различные интересы молодежи связаны с происхождением из среды среднего или низшего слоя общества Детройта, Эккерт говорит о большем, чем простая корреляция варианта языка и социальной группы. Она выявляет в подробной этнографии ценности и типы поведения молодежи, относящиеся к дружбе, спорту, созданию пар и многому другому. Тем самым становится очевидным, что языковая вариация неразрывно связана с символизацией социальной идентичности, которая в свою очередь тесно связана с интересами и деятельностью. Быть «спортсменом» или «отпетым» значит для юношей и девушек не одно и то же. Оба пола различаются по роду их популярности в школьном окружении, по социальным ролям в группе, а также планами на будущее. Институционализация традиционных гендерных отношений, гетеросексуального рынка и ритуалов влюбленности становится очевидной в средней школе. Девушки придерживаются роли поддержки, например, в качестве «группы поддержки» во время спортивных матчей юношей или при организации танцевальных вечеринок. Власть и умение ловко пробивать себе дорогу в джунглях города являются важными темами среди юношей-«отпетых»; девушки-«отпетые» редко демонстрируют дух борьбы. Юноши-»спортсмены» создают себе благодаря спорту и знакомству с компьютерными технологиями (любимое времяпровождение на досуге) имидж сильного и компетентного человека, умеющего контролировать себя. Центральной задачей девушек является уход за своей внешностью и соответствующее ей поведение (в меньшей степени у девушки-«спортсменки»). Девушки обеих групп стараются избегать атрибуций, сопряженных с образом неряхи, распущенной девушки, поскольку это по-прежнему связано с демонстрацией сексуальной сдержанности. Эккерт исследует синтаксические переменные, «негативное согласование» и шесть звуковых переменных как возможные языковые маркеры различий. Двойное отрицание проявило себя как сильнейший маркер просторечия, а сниженное [е] – как сильнейший маркер престижного варианта языка. Здесь возникает уже известная гендерная картина, которая обнаруживает у девушек, принадлежащих к группе «спортсменов», высокие показатели престижного варианта языка (эффект перехода в другую социальную группу), а у юношей-«спортсменов» – высокие показатели диалектного варианта. В остальном исследование выявило очень дифференцированную картину различных переменных, которые имеют различный иконический статус для создания коммуникативного автопортрета.