Кто перебивает?

Ключом к пониманию (пусть лишь частичному) того, что происходит, является различие между контактоустанавливающим разговором и разговором-сообщением – характерными способами, с помощью которых большинство женщин использует язык для создания общности, а многие мужчины – для соревнования. В итоге (хотя как мужчины, так и женщины выражают недовольство перебиваниями со стороны противоположного пола), поведение, на которое они жалуются, различно.

Во многих высказываниях информанты-мужчины отмечали, что женщины прерывали их наложением слов согласия, поддержки и предвосхищения. Если женщина поддерживает рассказ мужчины, развивая мысль, отличную от той, которую он имел в виду, мужчина считает, что его право рассказать свою собственную историю было нарушено. Он истолковывает вмешательство как борьбу за контроль над речевым общением.

Например, один информант рассказывал, как он добровольно вызвался быть кассиром на благотворительном базаре. В конце дня в кассе обнаружилась недостача, которую он вынужден был возместить из своего кармана. Одна из слушательниц во время его рассказа постоянно вставляла свои комментарии и выражения сочувствия, расписывая, как несправедливо, что ему пришлось платить, ведь он работал и тратил время бесплатно. В действительности же мужчина рассказал об этом случае не для того, чтобы подчеркнуть несправедливость, и он посчитал, что женщина его перебивает и «манипулирует» им, пытаясь диктовать ему, о чем говорить. Ее «проступок» был чрезмерным проявлением (с его точки зрения) контактоустанавливающего разговора.

Это вновь возвращает меня к моему отцу – почему он, возможно, получал особое удовольствие, рассказывая анекдот о мужчине, который не разговаривал со своей женой, так как не хотел ее перебивать. Мой отец считает, что собеседники должны говорить по очереди. Вследствие этого ему часто трудно вставить слово в разговорах, в которых участвуют моя мать, две сестры и я, поскольку наши реплики накладываются друг на друга и между ними не остается паузы. Отец также считает: как только он начинает говорить, ему надо дать возможность продолжать до тех пор, пока он не убедится, что объяснил свои мысли полностью. Нам же кажется, что в обычном разговоре в кругу друзей или семьи допустимо вмешиваться, когда вы уже поняли, к чему клонят другие. Если вы ошибаетесь, они могут поправить вас, но если вы правы, каждый предпочтет проявление взаимосвязи и взаимопонимания, которые, в свою очередь, проистекают из установки, что вас понимают и не требуют обстоятельного объяснения каждой детали.

Мнение моего отца об этой ситуации стало известно несколько лет назад, когда он что-то рассказывал, а мать вмешивалась в его речь. Он с тоской вздохнул и сказал матери: «У тебя есть преимущество, дорогая. Если я хочу что-либо сказать, приходится подождать, пока все замолчат. А ты может сказать все, что хочешь, и когда тебе вздумается». Со своей стороны, моя мать не может понять, почему отцу необходимые особые привилегии, почему он просто не вмешивается в разговор, как это делают все остальные? Будучи подростком, я слушала объяснения отца – кстати, адвоката по профессии, – с чувством, что произносится заключительная речь для присяжных заседателей.

Итак, как мужчины, так и женщины в моей семье время от времени чувствуют, что манера речи близких давит на них: отец – потому что его прерывают и он не находит пауз, необходимых для вступления в разговор, а мы – потому что он запрещает говорить одновременно и тщательно избегает наложений, да и просто не хочет говорить так, как все остальные. Женщины в моей семье ценят наложения и прерывания как проявление вовлеченности в контактоустанавливающем разговоре, а мужчина в моей семье ценит, когда его не «обманывают» в разговоре-сообщении. Он, в отличие от женщин, подходит к домашним разговорам как к публичному общению.

Почему же тогда женщины упрекают мужчин в перебивании? Точно так же как мои сестры, мать и я сама ожидаем от отца подбрасывания реплик (как это делаем мы), мужчины, видящие в разговоре соревнование, в котором каждый борется за право слова, возможно, относятся к женщинам как к равным, ожидая, что те станут соревноваться за право высказаться, как все остальные. Но женщины менее склонны к этому, так как не считают разговор соревнованием и у них мало опыта в борьбе за право быть выслушанными. Напротив, Элизабет Эриз пришла к заключению, что женщины, которые много говорили в дискуссионных группах, часто привлекали к беседе менее словоохотливых участников.