Капитализм или государственная докапиталистическая монополия?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Капитализм или государственная докапиталистическая монополия?

Для объяснения необычных, с точки зрения мирового опыта, явлений в российском хозяйстве следует прежде всего ясно видеть, что оно развивалось на архаичной монопольной государственной основе. В этой связи интересно, что появление богачей во второй половине XVIII века было результатом не торговли, как обычно полагают, а откупов и казенных подрядов, т. е. подключения к государственной монополии [142]. Да и развитие всего хозяйства имело скорее характер государственной монополии, хотя и не всегда последовательной. Это касалось не только промышленности, но и, что особенно важно, сельского хозяйства. Не следует забывать, что помещик при крепостничестве выполнял функции государственного чиновника, воплощал, хотя опять не всегда последовательно, крепостнические функции и всего государства. Недостаточно осознано, что после 1861 года изменилась форма, но не суть этого монополизма государства в деревне. К. Зендер пишет [143], что платежи крестьян (например, в Новгородской губернии) по отношению к их доходам с земли составляли от 100 до 215%, и можно говорить о «централизации государственной власти царизма», которая «отчетливо проявляется как раз в налоговом насилии». Эти деньги перекачивались в промышленность, что, по словам Маркса, позволяло говорить о «капиталистическом паразите», об «определенном роде капитализма», основанном на принудительной перекачке средств. Сам рынок поэтому встречал сопротивление деревенской общины. Рынок, который вынуждал крестьянина продавать жизненно необходимое, выступал как изощренное средство государственного монополизма. Это обстоятельство проливает свет не только на суть российского рынка именно в те периоды, когда, казалось, можно было говорить о его реальном развитии, но и на характер сложившихся отношений между городом и деревней. Здесь же следует искать корни ценообразования, являющегося средством перекачки ресурсов.

Все это создавало, мягко говоря, странную основу для развития капитализма в стране, появление и укрепление которого всегда есть некоторая загадка, так как на его пути стоит пронизывающий все общество традиционализм. Капитализм может возникнуть лишь при сочетании ряда условий. Во–первых, в обществе должен получить достаточное распространение развитой утилитаризм, что требует, по крайней мере, прочных массовых корней торговли, массового стремления втягиваться в нее как в признанную, позитивную форму воспроизводства. Во–вторых, для капитализма нужно массовое распространение соответствующих ценностей, санкционирующих позитивное отношение к этой деятельности, стремление расширить ее и углубить. И наконец, в–третьих, развитие капитализма на Западе происходило на основе сочетания зрелости традиционализма и роста критического к нему отношения, роста способности перестраивать традиционализм на основе развитого утилитаризма. Этот процесс создавал предпосылки для свободного движения капитала. В России развитой утилитаризм складывался некоторыми анклавами, не охватывая все общество. Эти анклавы могли носить высокоразвитый характер, однако были окружены массовым недоброжелательством со стороны сил уравнительности. Стремление к модернизации сдвигало власть в сторону ценностей капитализма. Попытка полного невмешательства в хозяйственную деятельность, надежда на то, что частная инициатива сама по себе установит в обществе хозяйственную гармонию, имели место при Временном правительстве.

Своеобразный по российским масштабам звездный час капитализма наступил за несколько лет до начала первой мировой войны. Подъем промышленности превысил подъем, который имел место в конце прошлого века. Этому способствовало падение влияния высшей власти на хозяйственный процесс. Наибольшее развитие получили отрасли, не связанные с казной — производящие предметы потребления. На этом отрезке времени можно говорить о независимой основе русского капитализма. Эти спонтанные процессы могли возникнуть в результате существования определенного слоя носителей частной инициативы, неспособности власти удовлетворять хозяйственные потребности общества.

В период правления Временного правительства высшая власть выпустила из рук механизмы непосредственного управления хозяйством. Это было логическим завершением предшествующего процесса усиления влияния на власть абстрактного либерализма и давления локализма. Новая власть пыталась отказаться от всякого вмешательства в хозяйственную деятельность, т. е. стать на либеральную точку зрения, доведенную до некоторой абстрактной крайней формы.

Эта политика оказалась нефункциональной. Она столкнулась с потребностью общества ответить на кризис усилением монополии власти на распределение ресурсов. Правительство под влиянием нарастающей разрухи ввело несколько государственных монополий: хлебную (25 марта), кожевенную (21 апреля), на торговлю донецким углем (1 августа), сахарную (14 сентября). За два дня до своего падения правительство приняло решение о введении монополии на спички, махорку, кофе. Попытка сосредоточить сбыт в руках государства означала не только формирование принудительной циркуляции ресурсов, но и избавляла производителя от проблемы сбыта, а заодно и от проблемы рентабельности.

Хозяйственная разруха в стране породила стремление принудительно синдицировать промышленность и тенденцию к трестированию во всех отраслях. Существовало намерение осуществить их в масштабе предприятий и отраслей спешно и принудительно, независимо от желания владельцев. Отношение к этому процессу в обществе не было однозначным. Против усиления монополии власти выступала часть промышленников. В частности, П. П. Рябушинский указывал, что хлебная монополия «разрушила торговый аппарат, который бездействует». Однако эти действия правительства опирались на сочувствие рабочих. В протоколе частного совещания при министерстве торговли и промышленности констатировалось сочувствие социалистических рабочих кругов к проектам обязательного синдицирования. «Рабочие полагают, что объединенный капитал сможет легче удовлетворить ничем не ограниченные их требования, чем отдельные, порою уже истощенные предприятия» [144].

Важной формой складывающегося единства производства и власти явилось оказание за счет казны финансовой помощи крупному производству в разных формах — отсрочка взысканий ранее выданных ссуд, передача новых ссуд и субсидий. За время своего существования Временное правительство выдало 40 млн. руб. в виде гарантий прибылей частным железнодорожным обществам, крупные ссуды выдавались металлургическим заводам и т. д. «Всевозможные подачки за счет казенных средств стали массовым явлением» [145].

Рост государственного вмешательства усиливался в связи с общей разрухой в стране. В «Проекте правительственной декларации по вопросам экономической политики» от 8 июня можно прочитать: «Предприниматели, не чувствуя под собой устойчивой почвы и утеряв надлежащую энергию, обнаруживают желание приостановить производство или стремятся переложить на широкие потребительские круги и на казну непомерно возрастающие издержки производства путем крайнего увеличения цен». И далее автор документа пишет, что «перед лицом развала… необходимо планомерное вмешательство государства в экономическую жизнь, регулирование главнейших отраслей хозяйства» [146].

В этой ситуации с предложением о монополизации государством в различных формах могли выступать сами предприниматели, что еще раз демонстрировало слабое развитие рынка и капитализма. Например, съезд заводчиков и фабрикантов сельскохозяйственного машиностроения заявил, что «заказы и закупки сельскохозяйственных машин и орудий… должно принять на себя государство», оно должно «принимать на себя заботу о планомерном и непрерывном снабжении заводов сельскохозяйственным сырьем, топливом и полуфабрикатами, оказывая в то же время содействие для наивысшей производительности заводов» [147]. Тем не менее позиция предпринимателей нуждается в дальнейшем изучении. Она не была однозначной и отражала противоречивость самого их положения. Преобладало стремление к свободе частного предпринимательства, и одновременно было немыслимо в условиях разрухи вести дело без активного вмешательства государства.

Исследования показывают, что «Временное правительство подвигалось к идее монополии очень медленно, исключительно под давлением слева». Первое из временных правительств игнорировало требования советов регулировать хозяйство. Однако затем был выработан радикальный план государственного регулирования экономики, предусматривавший государственный контроль над промышленностью. Значительную роль при этом играл германский образец. Меньшевик В. Г. Громан выдвинул идею «планомерной организации народного хозяйства». Состоявшееся в марте — апреле Всероссийское совещание Советов одобрило основные идеи этого плана, рекомендовало правительству «планомерно регулировать всю хозяйственную жизнь страны». В записке В. А. Степанова указывалось, что он «не может рекомендовать стране возврат к свободной экономике, как это настойчиво желали еще недавно представители торгового капитала. Как раз хозяйственная разруха исключает допустимость господства частных интересов» [148].

Одновременно крестьянство «согласилось на хлебную монополию, требуя введения такой же монополии на промышленные товары массового потребления» [149]. Все это — свидетельства существования в городе и деревне массовой базы для восстановления хозяйственной монополии государства, на что, однако, Временное правительство практически не было способно. Ленин, который выступил с предложением об объединении всех банков и государственном контроле над их операциями, о национализации, принудительном синдицировании [150], двигался в общем русле существующего давления на власть.

На этом этапе сложилась крайне сложная ситуация. С одной стороны, ценности капитализма пробились до вершин власти и стали основой либеральной политики правительства, делавшего ставку на свободную конкуренцию, на частную инициативу, в конечном итоге опираясь в явном или скрытом виде на представления о саморегулирующемся механизме рынка. В России это всегда выступало как форма проявления основного заблуждения интеллигенции — представления, что если народу не мешать совершить инверсионный скачок, то он сам, в кратчайший срок решит все проблемы. В данном случае под народом понималось не только простонародье, но и носители частной инициативы, однако исключались все представители власти. С другой стороны, в стране существовали мощные социальные силы, склонные отвечать на любое кризисное явление, на любое ухудшение ситуации стремлением подавить частный интерес и частную инициативу и восстановить монополию государства на хозяйственную деятельность, подавить рынок и соответственно усилить прямое распределение ресурсов. Силы, стоявшие за частной инициативой, были слабы и имели против себя гигантскую мощь традиций, пронизывающих весь общественный порядок, массовые традиционные патерналистские представления. Временное правительство, оказавшееся во власти либеральных идей, не имело реальной среды для проведения либеральной политики. Мощное давление активизирующегося традиционализма, подкрепленное умеренным утилитаризмом, стало определяющим фактором в обществе.