Дезорганизация механизма ценообразования

Дезорганизация механизма ценообразования

В 1965 году произошло важное событие, значение которого тогда было трудно осознать: появились первые бюджетные дотации государства на потребительские цены, которые составили 3,6 млрд. руб. Государство, опираясь на административную власть, на концентрацию в своих руках монополии на дефицит, сохраняло в зависимости от себя все общество. Этот порядок мог более или менее эффективно функционировать при отсутствии всякой иной значимой системы циркуляции ресурсов, которая могла бы ослабить монополию на дефицит государства и тем самым ослабила бы зависимость от него определенных элементов общества или даже общества в целом. Псевдосинкретическое государство предотвращало эту нежелательную для него опасность прежде всего тем, что поддерживало господство натуральных отношений, держало денежную систему, финансы в качестве второстепенного ограничителя растранжиривания ресурсов. Установленный государством порядок позволял сбалансировать доходы граждан с получаемыми натуральными продуктами, используя различные способы нормирования отпуска потребительских товаров, в первую очередь продовольствия, начиная от системы карточек до ограничения отпуска продуктов в одни руки. Запрет на независимую торговлю, которая всегда рассматривалась как спекуляция, позволял худо–бедно поддерживать этот порядок. Потребитель в этой системе мог потреблять столько, сколько государство считало нужным и возможным ему выделить. При этом государство могло руководствоваться разными соображениями, поддерживая одни группы и обрекая на прозябание и вымирание другие. Основная суть системы от этого не менялась, поскольку затраты на рядового потребителя выступали только лишь как одна из форм издержек производства, которую было снижать легче, чем другие.

Но подобная система могла еще как то функционировать в условиях первого полупериода, когда определяющая инверсионная волна, хотя и не без колебаний, шла от соборности к авторитаризму, к тоталитаризму, когда издержки на значительную часть населения можно было еще снижать, отправляя людей в лагеря или опираясь на державшийся еще энтузиазм сторонников уравнительности. Однако положение стало меняться, когда инверсионная волна, совершая определенные колебания, повернула назад. Усилились нажим снизу, давление потребителя, направленное на увеличение его доли среди других издержек производства. Это сопровождалось активизацией поисков иных, независимых от государства, источников потребления. В этом же направлении действовали распространявшиеся в обществе идеи развитого утилитаризма, которые позволяли рассматривать реальные и потенциально возможные доходы как функции от результатов труда. Следовательно, необходимо было установление зависимости дохода от личного или коллективного трудового вклада. Давление массового потребителя стало препятствием для попыток государства повышать цены на потребительские товары в соответствии с ростом издержек производства. Таким образом, государство, с одной стороны, не имея соответствующих рычагов для снижения издержек производства, вынуждено было устанавливать цены, их компенсирующие. Но, с другой стороны, оно вынуждено было устанавливать розничные цены, отвечающие в минимальной степени сложившимся доходам и определенному нажиму снизу. Эти два взаимоисключающих, взаимодезорганизующих, взаиморазрушающих требования привели к попытке государства вполне в духе псевдосинкретизма попытаться удовлетворить и то, и другое, вводя дотацию из бюджета, покрывающую эту разницу.

Следует притом отметить, что в первом глобальном полупериоде советской системы сложился огромный разрыв между низкими закупочными ценами на продукцию сельского хозяйства и розничными ценами на нее. Первые составили от вторых 15—10% и менее. Разница поступала в распоряжение высшей власти. Однако во втором глобальном полупериоде нарастающие силы локализма все менее могли мириться с этим бесцеремонным ограблением, так как они не могли воспроизводить свою собственную жизнь [13]. Происходила мощная перекачка ресурсов из сельского хозяйства. «Так, за проданный государству центнер зерна в 1953 г. труженики села могли купить в 15—20 раз меньше промышленных изделий, чем в 1928 г.» [14]. Теперь инверсионный маятник качнулся в противоположную сторону. С 1953 года закупочные цены на зерно повышались 9 раз, на картофель и овощи — 11, скот и птицу — 12, молоко и молочную продукцию — 9 раз. Общий уровень закупочных цен с 1955 года повысился в 4,6 раза. Власть под давлением локальных сил повышала закупочные цены, т. е. шла навстречу производителю, и одновременно под давлением массового потребителя не повышала розничные цены.

В результате дотация стала важнейшей категорией, фиксирующей способность архаичной государственности концентрировать и распределять дефицитные ресурсы, используя ее как средство, обеспечивающее социальное равновесие расколотого общества и компенсирующее последствия нарушения закона соотношения отраслей. Дотация на дорыночной основе усиливала значение затратного механизма, поощряя рост индивидуальной себестоимости, во всяком случае — препятствуя ее снижению, создавая ситуацию для иждивенчества и расточительства производителей. Дотация — важнейший элемент псевдоэкономики, современная форма древней способности общества воспроизводить себя посредством принудительной циркуляции ресурсов, приобретающая патологический характер в условиях сложных хозяйственных форм, связанных с ростом и развитием.

Господство патологических цен в условиях псевдосинкретизма объяснялось нарушением закона соотношения хозяйственных отраслей, развитием промышленности в рамках натурального хозяйства, отсутствием рынка во взаимодействии промышленности и сельского хозяйства как определяющего фактора их взаимопроникновения. Следовательно, циркуляция ресурсов, включая и ресурсы, идущие на инвестиции, основывалась не на потребностях и возможностях общества, выраженных в демократии рынка, в платежеспособном спросе миллионов, но на случайных, утопических представлениях тех или иных представителей правящей элиты. С их стороны это не было узурпацией. Миллионы людей, выше всего ценившие уравнительность, замыкавшиеся в своих локальных мирах, фактически предоставили право решений людям, которые могли имитировать свою общность с «Мы».

Механизм спроса и предложения теоретически предусматривает в случае возрастания спроса на тот или иной продукт соответствующее повышение цены, что, с одной стороны, оттесняет с рынка часть наименее платежеспособных потребителей, а с другой стороны, открывает возможность для перелива капитала, получаемого за счет более высоких цен, для увеличения производства, что в конечном итоге позволит снизить цену. Для того чтобы этот механизм действовал, нужны вполне определенные условия, прежде всего свобода установления цен, конкуренция, возможность свободного перелива капитала. Должно быть еще одно важное условие, носящее социально–психологический характер — способность общества в случае резкого повышения цен согласиться с вытеснением соответствующих потребителей с рынка, в случае соответствующего снижения цен согласиться с закрытием нерентабельных производств (т. е. с их банкротством).

Нарушение закона соотношения хозяйственных отраслей в России привело к тому, что ни одно из указанных условий не выполнялось и не могло быть выполнено. В этом обществе не было ни свободных цен, ни конкуренции, ни возможности перелива капиталов. Это общество не могло решиться на лишение значительной части потребителей возможности получать определенный минимум ресурсов. Это общество также не могло позволить себе закрыть нерентабельные предприятия, так как опасалось социальных последствий, а также потому, что эти предприятия выпускают дефицитную, возможно, жизненно важную для определенных слоев общества продукцию. Существует еще ряд препятствий для действия теоретически безукоризненного механизма, устанавливающего равновесие спроса и предложения. Его бездействие не позволяет формировать взаимоприемлемые цены в разных отраслях. Строго говоря, им неоткуда взяться, так как в расколотом обществе цены на разные товары имеют принципиально разные условия возникновения. Цены не формировались на общей экономической почве. Производители не стремятся друг к другу на основе общего поиска минимизации издержек, на основе уравнивания своих доходов и их общего повышения, на основе общего прогресса, приводящего к взаимопроникновению достижений, что в конечном итоге и создает общую основу для экономически обоснованной циркуляции ресурсов.

Российское общество не смогло преодолеть свою замкнутость перед лицом патологического процесса — дальнейшего наращивания гигантских ресурсов на натуральной основе, не проходившей рыночную апробацию на экономическую и, в конечном итоге, на социальную эффективность. Разумеется, это не специфика именно шестого этапа. Но именно здесь сложность патологического хозяйства приблизилась к критической точке, даже если взять чисто хозяйственный аспект.