Рабочий класс

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Рабочий класс

Идеологическая модель большевизма в целом носит иерархический характер, в ней все уровни размещаются на прямой, ведущей от бездны кривды к вершинам (или наоборот). За партией идут рабочие, связанные с городом и машинным производством. Рабочие представляли для Ленина, для партийной интеллигенции особый интерес. В крестьянской стране (в 1897 году в деревне проживало 85% населения) для успеха ленинизма был необходим какой–то более или менее значительный слой населения, который был бы ближе к ценностям высшей культуры, прежде всего к ценностям государственности, ближе к ценностям машинного производства и связанных с ним форм организаций.

Сам рабочий класс не был однородным. К высшему уровню принадлежала «рабочая интеллигенция», передовой отряд рабочего класса, организатор партии и социальная база ее руководства. Близки к этой группе, а подчас и слиты с ней интеллигентные рабочие, способные воспринять «общую идею политической борьбы». За немногочисленным передовым отрядом следуют широкие массы «средних рабочих», которые, по Ленину, «жадно стремятся к социализму», но не в состоянии разобраться в теории. Наконец, «масса низших слоев пролетариата», которым недоступна даже газета. Иерархия уровней развития рабочего класса есть иерархия нравственных задач. Высшие нравственные требования предъявляются рабочей интеллигенции, суть их — в максимальном осознании Правды, поскольку ее миссия — стать выразителем классовых интересов рабочих в целом. Ее задача — «приблизиться к массе, к ее уровню», но ни в коем случае не «потакать предрассудкам и отсталости массы, а неуклонно поднимать ее на уровень все более и более высокий и т. д., и т. п.» [38].

Ленин склонялся к определению рабочего класса через эксплуатацию, тем самым приспосабливаясь к массовому сознанию и одновременно делая границы класса неопределенными. С одной стороны, Ленин рассматривал инженеров как принадлежащих к рабочему классу, с другой же — провозглашал возможность определения беднейшего крестьянства как сельского пролетариата: «К представителям сельского пролетариата должно отнести не менее половины всего числа крестьянских дворов (что составляет 4/10 населения), т. е. всех безлошадных и большую часть однолошадных крестьян» [39]. Далее он настаивает на необходимости относить неимущее крестьянство к сельскому пролетариату [40]. Его анализ имел явный крен к определению рабочего класса через схему «бедный — богатый», совпадающую с антитезой добра и зла. Эта русская версия марксизма и внедрялась в сознание масс. «Богатые и жулики — это две стороны одной медали, это два главных разряда паразитов, вскормленных капитализмом, это — главные враги социализма» [41]. Рабочие, разумеется, их антитеза. Партия могла повести рабочих за собой при одном обязательном условии: необходимо было убедить их, что идеалы, которые несет партия, дают средство для достижения целей, уже созревших в сознании рабочих. Но для решения этой задачи партии предстояло проникнуться ценностями рабочих, убедить их в том, что партия и есть та сила Правды, приобщение к которой вдохнет силу в самих рабочих. В принципе это соответствовало философским основам партийной доктрины, понимавшей партию как специфически рабочую. В действительности же партия могла идти навстречу потребностям рабочих лишь в той степени, в какой это соответствовало, не противоречило решению медиационной задачи. Надо было так интерпретировать настроения и действия тех, кого партия на данный момент рассматривала как рабочих, чтобы использовать их социальную энергию для создания государства.

Это требовало постоянной работы над доктриной, корректировки ее в соответствии с изменениями массового сознания, работы по поиску эффективного компромисса. Эта задача решалась в процессе ожесточенной внутрипартийной борьбы против доктринеров, следующих логике теории и угрожающих тем самым взаимопониманию между партией и рабочими, поскольку, углубляя доктрину, они делали ее недоступной пониманию рабочих. Это практически означало, что те или иные доктрины партии не могли навязываться рабочим, но сами доктрины, сами действия партии должны были учитывать систему ценностей рабочего класса. Вот пример. В октябре 1913 года кадетская газета «Речь» подчеркивала, что сочувствием большинства рабочих пользуются большевистские депутаты Думы, но не депутаты социал–демократов, склонные к либерализму. Настроения рабочих толкали депутатов на крайние действия. Рабочие выражали недовольство недостаточно твердым их поведением. Большевики делали все, чтобы максимально сблизить свою систему ценностей с ценностями рабочих. Возможность этого лежала на путях перехода к более крайним действиям и требованиям, на путях поведения инверсионного типа, манихейской идеологии. Невозможность для слабой партии управлять рабочими авторитарными методами, необходимость идти навстречу их системе ценностей требовала от руководства партии основывать свое отношение к ним на идеале общего согласия. Руководство партии должно было работать над проблемой компромисса своей концепции Правды с реальными рабочими. Таким образом, псевдосинкретизм включает в себя второй уровень иерархии, ориентированный на специфический социальный слой (рабочий класс) и несущий особый идеал, который в идеологической модели выступает не как самостоятельный, а в качестве необходимого элемента псевдосинкретизма как целого.