Попытки реформ в российской истории
Попытки реформ в российской истории
Общая вера во всемогущество начальства в стране не находит своего подтверждения в повседневной жизни. Если говорить о хозяйственном развитии, то слишком часто складывается впечатление, что «собака лает, а караван идет»: позитивное влияние правительства на хозяйственное развитие слабее, чем воздействие спонтанных процессов, протекающих в самом хозяйстве. Впрочем, это не относится к негативным разрушительным действиям, которые являются результатом попыток реформировать хозяйство. В этой связи большое значение имеет накопленный исторический опыт реформ в России, который слабо изучен и слабо осмыслен.
Многие задачи, которые сегодня ставят себе реформаторы, в особенности в сельском хозяйстве, уже неоднократно были содержанием проектов реформ, попыток их воплощения. Еще во времена правления царевны Софьи ее приближенный князь В. В. Голицын составил обширную радикальную программу, сочетающую замену натурального хозяйства денежным с освобождением крестьян с землей. Однако он не мог похвастаться успехами в осуществлении своих замыслов.
В 1766 году обсуждался проект перевода вотчинных крестьян царицы на подворное владение. Екатерина II предполагала отдать землю в вечное владение своим вотчинным крестьянам, прекратить общинные переделы земли. Крестьяне, однако, отнеслись к этим проектам негативно. Тем не менее разработка проектов, направленных на разрушение общины, продолжалась. В 1772 году среди вотчинных крестьян императрицы, имевших основания предполагать, что предстоящее размежевание ставит целью ввести подворное владение, имели место волнения, что помешало внедрению такого рода проектов. Цесаревич Павел, будущий император, в своем Гатчинском имении пытался превратить крестьян в фермеров. Видимо, предполагаемая реформа проводилась в более благоприятных условиях, чем современная. Крестьяне были снабжены всеми необходимыми техническими средствами, была предоставлена ссуда, организовано соответствующее обучение. Однако уже через два года крестьяне просили ввести у них старый порядок. К этому времени они утратили всю новую собственность и не были в состоянии платить ничтожный оброк [16]. Очевидно, будущий император, как и современные реформаторы, не учитывал какие–то скрытые параметры, которые мешали и продолжают мешать осуществлению великих замыслов.
А. Герцен писал о подобных попытках: «Бывали помещики, хотевшие ввести европейскую систему раздела земли на участки и частную собственность. Эти покушения исходили большей частью от дворян прибалтийских губерний, но все не удовлетворялись и обыкновенно кончались убийством помещиков или поджогом их замков» [17]. Отец М. А. Бакунина также пытался освободить своих крестьян. В 1820 году будущий декабрист, помещик И. Якушкин пытался освободить крестьян и перевести их на аренду, но получил ответ: «Оставайся все по–старому: мы ваши, а земля наша». Нельзя не напомнить о реформаторской деятельности министра государственных имуществ при Николае I П. Д. Киселева. Его попытки реформ были достаточно умеренны. Он отказался от проектов, связанных с ликвидацией общины, и пытался преодолеть малоземелье среди государственных крестьян, ввести более совершенную систему фискального обложения, поднять производительные силы государственной деревни путем агрономических и культурно–бытовых улучшений. Крестьянство ответило на эти реформы волнениями, которые прокатились по 22 губерниям. Государственный секретарь М. А. Корф писал во времена реформ Киселева, что не видно «никакого плода от его (Киселева) операций над казенными крестьянами, сколько они ни поглощают миллионов и как они ни наводняют свою часть морем новых постановлений» [18]. Реформы закончились контрреформами, которые проводил новый министр М. Н. Муравьев.
Реформационные попытки высшей власти, касающиеся свободы торгового оборота в стране и открытости внешнего рынка для сбыта сельскохозяйственных продуктов, можно отметить в законодательстве с середины XVIII века. В том же году, когда Екатерина II издает указ о безусловной свободе торговли, орловский губернатор запрещает вывоз хлеба из губернии. Правительство постоянно боролось против местных властей за свободу торговли [19]. Подобные хромающие решения постоянно парализовывали попытки реформ.
Вспомним «Барышню–крестьянку» Пушкина, где помещик рассматривал попытки своего соседа перестроить хозяйство на основе английского опыта как пустую трату сил. Эффект от подобных нововведений мог иметь место лишь тогда, когда они вписывались в реальную конструктивную напряженность субъекта воспроизводства, нацеленного на развитие и прогресс, когда каждый результат капиталовложений становился бы стимулом и фактором соответствующей перестройки воспроизводства, развития творчества. Если же у работника преобладает стремление рассматривать всякое новшество как навязанный элемент условий, к которому следует приспособиться на основе сложившихся ценностей, то вложенные средства могут стать лишь фактором издержек. Это камень преткновения, на который постоянно наталкивается модернизация в России.
Самой массированной попыткой страны вырваться из архаики была столыпинская реформа, ответом на которую стала полная победа общинных отношений. Общество с начала XX века хорошо поработало над подавлением отдаленных предпосылок ослабления уравнительности. Например, в результате поджогов в 1907–1913 годах в Смоленской губ. горело по 10–15 зажиточных хозяйств в месяц [20]. Никакая реформа, которая игнорирует такого рода опыт, не может рассчитывать на успех.
Интересен в этой связи анализ политики различных белых правительств во время гражданской войны. Самарское эсеровское правительство, правительства А. Колчака и А. Деникина пытались проводить политику свободы торговли и сохранения свободных цен. Однако эта политика не позволила им обеспечить элементарное снабжение населения и армий продовольствием [21], она вступала в противоречие с мощной инверсионной волной локализма и натурализации.