Опять ранний авторитарный идеал?

Опять ранний авторитарный идеал?

Определяющий характер хозяйственной системы монополии на дефицит, борьба между разными уровнями субъектов монополии как важнейшее содержание хозяйственной жизни, осознание обществом необходимости защиты элементов рыночного хозяйства от монополий означают, что в обществе существуют мощные факторы, которые постоянно будут стимулировать разрешение проблем на пути усиления авторитаризма. Сама борьба разных уровней монополии на дефицит включает и борьбу высшей власти за свою монополию, т. е. обращение к авторитаризму в масштабе общества. Возможность роста дискомфортного состояния в результате массового соборного локализма также несет в себе угрозу авторитаризма. Рост дискомфортного состояния очевиден. Налицо массовый шок. Старая жизнь рухнула. Она стала «бывшей», и бывшими стали мы. Шок возник в результате «необходимости оперативно перестраивать весь свой психологический аппарат принятия решений», в результате расслоения, того, что «людям приходится расставаться со многими жизненными иллюзиями». Очевиден «крах всей прежней жизни при не слишком–то больших надеждах приспособиться к жизни новой» [23]. Народ чувствует себя обманутым во всех чаяниях. Это неизбежно приводит к накапливанию потенциала новой инверсии. Рано или поздно инверсионная волна локализма себя исчерпает, и массовая волна может обратиться к авторитаризму, способному, как многие полагают, подавить хаос, «справедливо» распределять ресурсы. На пути реализации этой возможности, однако, лежат другие возможности: осознание значимой частью общества соответствия этого варианта потере стабильности.

Традиционализм постоянно наряду с локализмом рождает авторитаризм. Исследования показывают, что если в городах Сибири за возврат к жестко–административным методам управления выступает четверть всех опрошенных, то среди селян «стать объектами жестко–административного воздействия хотели бы две трети» [24]. При этом не следует забывать, что в Сибири не было помещичьего крепостничества. К авторитаризму толкает и крайняя слабость государственной власти, а это стимулирует представление, что авторитаризм и есть путь к ее укреплению.

Подчас установление авторитаризма представляется упрощенно как результат некоторого тайного сговора властных структур: номенклатуры, армии, военно–промышленного комплекса и т. д., т. е. эта проблема рассматривается в свете теории заговора. Более вероятным представляется сценарий, когда те или иные властные структуры будут более настоятельно усиливать свое повседневное влияние на принятие решений, стимулируя рост массового недовольства, общей дезорганизации, следуя призывам снизу восстановить уравнительное распределение. Другой движущей силой может быть активизация имперских ценностей, инициируемая психологической и другими формами давления народов, вставших на путь национального развития, движения к независимости. Давление этих двух сил может вызвать к жизни весьма реакционную форму авторитаризма. Такого рода настроения не редкость. Например, «наблюдатели считают умеренный авторитаризм в России практически неизбежным, и только является вопросом, сколь быстро он перерастет из умеренной фазы в неумеренную» [25]. К авторитаризму толкает кардинальная неспособность общества молниеносно, как это соответствует массовым экспектациям, создать какие–то качественно новые, принципиально более эффективные политические, экономические и прочие механизмы.

Важнейший вопрос — это характер авторитаризма. Авторитаризм возможен, как показывает опыт нашей истории, в результате гражданской войны, победы одной из сторон в ней, и тогда на побежденных, как на противников некоторой манихейской идеологии, обрушиваются террор и расправа. Но авторитарная власть, возникшая в сравнительно спокойной обстановке, может быть этапом на пути к рынку и даже, в конечном итоге, к демократии. Она может рассчитывать на поддержку по крайней мере части либералов. В принципе переход к авторитаризму несет в себе альтернативу между традиционалистским авторитаризмом, авторитаризмом, склонным перерасти в тоталитаризм, и возможностью либерально–авторитарного идеала. Можно как угодно относиться к такой перспективе, но невозможно ее игнорировать.

Важнейшим условием авторитаризма является незрелость демократии. Она «не смогла найти у нас того гражданского общества, надстройкой над которым только и может быть демократия. Поэтому у нас демократия оказалась достаточной для разрушения тоталитаризма, но совершенно непригодной даже для того, чтобы хотя бы дать 15 соток земли даже при великом изобилии земли. Демократия выродилась в схватки за микрофоны в залах выборного органа. Сами по себе демократы — без аппаратных сил — оказались не способными руководить» [26]. Отсюда вывод: «Основным действующим лицом должна стать исполнительная власть». Г. Попов предлагает, в частности, приостановить деятельность всех советов, ограничиться раз в пять лет выборами Президента России, губернаторов земель, мэров городов и старост поселений. Остальные руководители «должны назначаться вышестоящими выборными административными руководителями». При этом предлагается ввести систему федеральных земель [27].

Подобное отрицание авторитаризмом исходного начала исторического периода (в данном случае демократического) не является в истории страны необычным делом. В двух предшествующих глобальных периодах изначальное влияние соборности оказалось нефункциональным. В первом случае она превратилась в авторитаризм монархической власти, во втором — была вытеснена властью партии нового типа. Существуют различные формы авторитаризма. Его наступление может сопровождаться борьбой между его разными версиями, между авторитаризмом как разновидностью вечевого идеала и теоретически возможным либерально–авторитарным идеалом, переходящим в либерально–почвенный. Нельзя исключить, что борьба за второй вариант в рамках авторитаризма может стать реальной нравственной проблемой для либералов.

Переход от завершающего этапа второго периода («перестройка») к первому этапу третьего, несмотря на четкие даты — 19–21 августа, 8 и 25 декабря 1991 года — был по сути постепенным, так как в обоих этапах значительную роль играло стремление осуществить либеральный идеал. Перерыв постепенности и крах советской государственности внешне произошел в результате инверсионной попытки так называемого августовского путча. На самом деле этот крах надвигался давно. Авторитарные устремления зародились еще в конце горбачевского этапа — в виде неудачной попытки установить президентский режим. Попытка насильственного утверждения режима ГКЧП была уже прямой заявкой на восстановление авторитарной власти. Тема авторитаризма постоянно звучит в обществе.

Обычно эта проблема рассматривается в масштабе общества в целом, раньше — в масштабе СССР, теперь — России. Однако авторитаризм может устанавливаться и в регионах. Более того, каждое локальное образование, получившее определенную самостоятельность, в процессе нарастания соборного локализма может строить свою жизнь в своих собственных рамках на основе авторитаризма. Одна из черт локализма как раз и заключается в том, что он под лозунгом демократии тяготеет к независимости от центра на основе тенденции к авторитаризму. Причем в локальном мире авторитаризм может носить значительно более жесткий догуманистический характер. По–этому торжество локализма может оказаться предпосылкой для торжества системы авторитарных сообществ. При этом может остаться открытым вопрос о характере обратной авторитарной волны, т. е. не приведет ли она к укреплению авторитаризма в локальных мирах, не захлестнет ли общество в целом, т. е. не произойдет ли установление авторитарной власти центра над всеми локальными мирами или над частью из них.

Проблема возможного авторитаризма исключительно важна. Россия после каждой катастрофы стояла перед перспективой распада. Однако каждый раз ее объединяла внешняя опасность, активизировавшая элементы государственности. Большевизму удалось предотвратить распад на основе соединения идеи государственности с массовыми утилитарными стремлениями к идее Правды, носящей мессианский характер. Теперь, однако, положение принципиально иное. Внешней опасности нет. Идеология большевизма не только обанкротилась, но и породила обратную инверсию, либеральную волну, которая крайне плохо даже в модифицированном виде сочетается с авторитаризмом. Это может стимулировать вялый характер инверсионной волны. Более того, не исключено, что инверсионная волна может сама распасться на регионы, а авторитаризм в специфических условиях регионов способен, опираясь на местные традиции, приобрести крайние формы или, наоборот, стать слабым, бессильным. Без сомнения, авторитарная волна имеет тем больше шансов выйти за рамки отдельных регионов и охватить все общество, чем сильнее будет разруха в результате распада и возможного ожесточения, чем непримиримее окажутся прямые столкновения между распавшимися частями, выше уровень всеобщей дезорганизации. Следовательно, важнейшая проблема прогноза заключается в прогнозировании не только возможности и характера авторитаризма как основы интеграции в результате выявления нефункциональности соборного локализма, но и способности авторитаризма выйти за рамки локальных миров, распавшихся частей, охватить все общество. Сегодня на пути авторитаризма стоит высокий уровень дезорганизации общества и государства, но и мощь локализма, пока не склонного сгибать шею перед центральной властью.