Рефлексия или деградация

Рефлексия или деградация

Опыт истории России показывает, что общество потерпело сокрушительное поражение на дорогах истории, что оно, повернув на путь модернизации, утилитаризма, на путь освоения ценностей либеральной цивилизации, ценностей повышения эффективности воспроизводственной деятельности, углубления рефлексии, оказалось отброшенным вспять. Это поражение выразилось прежде всего в том, что Россия, пытаясь преодолеть господство ценностей традиционализма, не сумела, как это произошло в некоторых других странах, соединить это стремление со своей самобытностью. Общество оказалось уязвимым в самом главном пункте — в наращивании своей способности решать свои все более сложные проблемы, отвечать на вызов истории опережающим самосовершенствованием своих творческих возможностей, преодолевать противоречия между социальными отношениями и культурой. Пытаться решить вопрос о причинах этого явления можно на разных уровнях абстракции. Можно обвинять политиков в явных ошибках, указывать на общий упадок трудовой этики, на огромные затраты на подготовку к войне и т. д. Все это правильно, но недостаточно. Очевидно, должен быть какой–то наиболее общий ответ, сформулированный на категориальном уровне, который может показаться слишком абстрактным, но который, тем не менее, должен выявить глубинные процессы цивилизационного уровня, затрагивающего сами основы массовой деятельности. На этом уровне рассмотрения такой общий ответ не заменяет возможности других ответов, непосредственно затрагивающих более конкретные процессы, но создает для всех других ответов некоторую общеметодологическую базу. Этот категориальный ответ должен затрагивать основополагающие характеристики человека, т. е. касаться уровня его массовой творческой рефлексии, ее соотношения со сложностью проблем.

Рефлексия есть центральное, основополагающее определение человека, фундаментально отличающее его от животного. Учение о рефлексии развивалось в истории философии прежде всего как учение о способности самопознания, превращения субъектом самого себя в свой собственный объект. Однако такое понимание субъекта в эпоху бурных изменений следует рассматривать как недостаточное. Рефлексия есть способность субъекта к самоизменению, саморазвитию, к собственному воспроизводству и практической самокритике. Рефлексия есть способность субъекта воспроизводить себя в постоянно усложняющихся условиях, что требует, в конечном итоге, постоянного самосовершенствования, совершенствования средств и целей, развития культуры и социальных отношений. Рефлексия есть воспроизводственная категория, фиксирующая глубину, масштабы способности общества, сообщества, личности делать свои социальные отношения, свою культуру, соотношение между ними, их взаимопроникновение, отношение личности и общества своим собственным предметом. Предметом рефлексии является воспроизводство, совершенствование, развитие общества, сообщества, личности. Рефлексия по самой своей сути несет в себе способность кумулятивного развития, постоянного превращения достигнутого уровня ре флексии в предмет более высокого уровня рефлексии. Рефлексия определяется как творческий процесс. Она есть центральное определение человека, субстанциальная характеристика жизни общества. Рефлексия всегда есть творчество, она всегда возможна не как внешнее взаимодействие субъекта и объекта, не как конфликт двух монологов, но как постоянное взаимопроникновение противоположностей, одного полюса другим, постоянное превращение противоположности в содержание сознания и деятельности субъекта, в предмет постоянной интерпретации.

Проблема заключается в том, что глубина и масштабы рефлексии постоянно изменяются. В любой момент времени рефлексия может быть существенно различна в разных культурах. Культуры могут быть классифицированы по уровню рефлексии. Один полюс культуры соответствует возведению рефлексии в высшую ценность. На другом полюсе высшей ценностью является способность сохранить без изменения культуру, социальные отношения, собственную деятельность. Каждая конкретная (суб)культура находит свою меру между этими оппозициями.

Разнообразие культур велико. Оно включает и такие культуры, где развитая рефлексия жестко замкнута в сфере совершенствования личности лишь в рамках исторически сложившихся отношений.

Возможны общества, где уровень рефлексии с определенного момента перестает достигать необходимого минимума, что снижает эффективность воспроизводства вплоть до деструктивного уровня. Предотвращение этой опасности требует концентрации внимания на механизмах развития массовой рефлексии, на способности ответственно совершенствовать себя, все общество. Чем сложнее общество, тем сложнее должен быть механизм рефлексии. Он включает способность народа формировать духовную элиту, а также слой интеллигенции, социальная функция которой заключается в развитии рефлексии. Отставание воспроизводственной рефлексии от сложности подлежащих разрешению проблем может привести к росту дезорганизации общества, к отставанию всеобщего основания для разработки сложных решений, необходимых как ответ на вызов истории.

В России исторически сложились неблагоприятные условия для этого процесса: обширность пространства и ресурсов стимулировала экстенсивные методы воспроизводства, стремление сводить богатство к материальным ресурсам, которые можно получать путем простого приращения пространства и ресурсов. Опыт истории свидетельствует, что истинное богатство не то, что находится в земле, но то, которое может быть воспроизведено в процессе деятельности людей. Именно рефлективная способность повышать умение, квалификацию, эффективность воспроизводственной деятельности и есть, если угодно, единственное богатство человечества, так как все остальное можно иметь, удержать, использовать и т. д. только лишь на основе рефлективной воспроизводственной способности субъекта.

В этом смысле Россия пришла в современный мир как страна бедная. Мы «на протяжении нашей истории были народом голодным, не вышедшим из полосы хронических голодовок даже в 19 и 20 веках» [16]. Но при этом Россия была заворожена своим естественным богатством, своими безграничными просторами, своими победами над внешними врагами. Между тем достаточно опыта Японии с ее бедными природными ресурсами, чтобы понять, что именно способность к самосовершенствованию — определяющая для общества и человека.

Механизм рефлексии включает способность человека так изменяться, чтобы превращать свои потребности в воспроизводственные действия, проникаясь наиболее эффективными средствами. Слабость рефлексии может проявляться в том, что при этом не происходит в должных масштабах превращения потребности в вещах, благах в соответствующего уровня воспроизводство, формы труда, в создание и использование соответствующих средств. Это приводит к попыткам решать проблемы за счет экстенсивных методов. В условиях ограниченности ресурсов при этом усиливается раскол, возникают междоусобицы на разных уровнях общества. По сути дела, формирование советского общественного и идеологического строя во втором периоде российской истории было попыткой общества приспособиться к расколу почвы, к превращению экстенсивных методов воспроизводства ресурсов в борьбу держателей ресурсов между собой, прежде всего в деревне, к преодолению этой ситуации посредством доведения борьбы до логического конца, до крайности, посредством подавления, истребления части общества (т. е. богатых, всех, кого можно было подозревать в нарушении уравнительности, всех носителей опасных инноваций). Эта попытка завершилась крахом, так как интенсификация воспроизводства ресурсов происходила в формах псевдо, т. е. оставалась в рамках исторического опыта простого воспроизводства на основе уравнительных ценностей. Сегодня общество вновь стоит перед проблемой повышения эффективности воспроизводства, но без соответствующего углубления массовой рефлексии решение этой проблемы невозможно.

Слабость рефлексии проявляется в неэффективности сложных решений, значимо затрагивающих динамику общества, т. е. прежде всего в неэффективности реформ, различного рода революционных перестроек, восстаний и забастовок как инструментов улучшения общества. Они не приводят к решению проблем путем проработки частей и целого, путем решений, охватывающих это целое, создающих для общества новое, более глубокое всеобщее культурное основание, но сводятся к разрушительным шараханьям от одной частицы истины к другой, от одного разрушительного прожекта (например, большевистского) к другому (например, абстрактно–либеральному), что делает нас предметом всемирного недоумения. По–российски нам надо сначала все разметать, в первую очередь саму организационную основу нашего существования, само государство, т. е. некоторый накопленный материализованный опыт, некоторую более или менее налаженную регулярность и оформленность, а затем, как детям, изумляться, почему же игрушка сломалась, почему отовсюду лезет хаос и разрушение. Это стремление к разрушению столь сильно, что оно охватывает и интеллигенцию, и часть духовной элиты, которые тем самым изменяют своей социальной функции — быть наиболее глубоким и ответственным субъектом критики исторического опыта, субъектом массового стремления к порядку через хаос, к форме через бесформенность, к добру через зло. Этот маршрут всегда оказывается для нас непроходимым, и мы застреваем в самом опасном месте.

Исторически сложившаяся рефлексия — всеобщее определение человека. Она проявляется в бесконечном количестве форм, например, в способности видеть в повседневности, во всех без исключения проблемах историческую составляющую, результат истории. Историческое видение противостоит неэффективным решениям, и это особенно важно при проведении реформ.

Слабость рефлексии — в недостаточной способности решать сложные проблемы через целое, т. е. через взаимопроникновение части и целого. Например, исторически сложилось так, что земледельцы и ремесленники в России стремились удовлетворить лишь свои личные потребности, не слишком заботясь об обществе в целом [17]. Сегодня в локализме наблюдаются эти же тенденции, что может быть гибельным для общества.

Развитие рефлексии не есть прерогатива какой–то отдельной сферы общества — это прежде всего развитие личности, и сегодня ее важнейшая форма проявления — массовая способность к частной инициативе, готовность брать на себя ответственные решения, организовывать разнообразную деятельность, вовлекать в нее многих людей, в тенденции — все общество.

Выход из создавшегося положения, если брать именно категориальный, а не частный уровень, следует искать на пути повышения уровня массовой рефлексии как на личностном уровне, так и на основе перестройки всех институтов общества. Здесь важнейшее значение имеет деятельность интеллигенции. В принципе, как более образованный слой общества, она должна быть некоей точкой роста, где рефлексия не только растет, но и втягивает в этот процесс все общество. Однако исторически сложилось так, что интеллигенция в своей значительной части стремилась абсолютизировать некоторый исторически сложившийся уровень рефлексии. Более того, она часто стремится устранить возможность повышать рефлексию, потворствуя тенденциям ликвидации источников беспокоящего большинство роста рефлексии.

Реакция общества на недостаточный уровень массовой рефлексии может выразиться в попытках отдельных социокультурных групп, прежде всего власти, с более развитой, хотя, возможно, односторонней рефлексией, заместить своей рефлексией ее общий недостаток в обществе. Но раскол между двумя уровнями рефлексии неизбежно приводит к тому, что рефлексия правящей элиты также приобретает расколотый, уродливый характер. Это расстройство рефлексии означает, что власть может увлечь за собой народ, лишь используя сложные, но ограниченные механизмы, прежде всего эмоционального характера, которые по своей природе могут постоянно доводить любое дело до крайностей, разрушая устойчивость длительного конструктивного процесса. Массовые инверсионные колебания неизбежно парализуют возможность развития рефлексии, в частности, подавляя, истребляя формы деятельности, критикующие свое существование, общепринятые нормы, формы труда, исторический опыт, уничтожая те точки роста, анклавы, где зарождается более высокий уровень рефлексии.

Идеологическая борьба, которая постоянно в различных формах идет в стране, кроме всего прочего, является борьбой за разный уровень, разный характер массовой рефлексии. Например, известное письмо 74 русских писателей [18] является попыткой убедить русского человека в его непогрешимости, в том, что то дерьмо, в котором сегодня он сидит, является результатом чьих–то злобных козней, внешних сил. Идеологи этноцентризма всю свою энергию тратят на то, чтобы убедить русского человека в том, что не нужно серьезно и глубоко критически относиться к себе, к своей истории, к своей причастности к бесчисленным преступлениям, которые творились в стране на протяжении ее истории и творятся сегодня.

Если какая–то группа действительно хотела бы сегодня навредить русскому народу, то, очевидно, самый лучший способ был бы убедить всех и каждого в его непричастности ко всем бедам собственной страны, в том, что он не только хорош, каков он есть, но и лучше всех других народов мира, что именно сегодня, как и всегда, весь мир должен учиться у русских. Успех проповеди такой неслыханной племенной гордыни означал бы, что народ вновь обрекается на разрушительное движение по кривой исторической инерции, что он лишен главного человеческого качества — творческой рефлексии. Люди, впавшие в грех гордыни, неспособны повернуть маховик исторической инерции, так как они не нацелены на самоусовершенствование, на очищение себя от всемирного срама. Они стали бы продолжать истреблять себя в процессе бесконечного поиска новых врагов, не только истощая свои жизненные силы в бесплодном самоподавлении, но и культивируя именно те аспекты своего культурного багажа, которые ведут к новому краху.

Бесчисленные племена и народы на протяжении человеческой истории исчезли с лица земли, так как, очевидно, их культура оказалась недостаточно способной изменяться, преодолевать собственные противоречия, приспособляться к изменившейся ситуации. Задержка в развитии рефлексии в целом, ее различных форм (например, ступени развития рефлексии, связанной с торговлей), запаздывание по сравнению с усложнением проблем в совершенствовании критики исторического опыта — вот главный тормоз прогресса жизнеспособности.

Попытка законсервировать или даже снизить исторически сложившийся уровень массовой рефлексии может выступать как обожествление народа, которому, как божеству, нет необходимости заниматься самокритикой. Вот почему для интеллигенции необходимо решать проблему теодицеи, т. с. объяснить существование зла в обществе. Впрочем, такая проблема существует лишь для монотеизма, например, для христианства, но се нет для манихейского сознания. Для него зло — равноправная субстанция, и, следовательно, общество не мыслится без профессионалов зла. Все, что в стране было хорошо, — это результат деятельности народа, а что плохо — результат козней не–народа, чужого народа, отщепенцев, врагов, антитотемов и т. д. Сам народ ни в чем не виноват и лишь воспроизводит зло в своей деятельности, зло, которое ему подсунули. Народ страдает от козней злодеев, которые, естественно, не включены в народ, но ему противостоят. Тем самым та часть интеллигенции, которая придерживается этой позиции, по сути, отказывается от критики народа, критики реального его исторического опыта, сложившегося уровня, характера рефлексии.

В этой связи выдвигается ряд общих социологических идей, которые здесь нет возможности рассматривать. Важнейший их тезис: «Народы не отвечают за своих вождей» [19]. Эта удивительная инфантильность идет от древнего локализма и тотемизма, где тотем–отец подчинялся собственным капризам, а не «воле народа». Отсюда уверенность, что власть — нечто вроде языческого божества, которое может требовать человеческих жертв и вообще чего угодно. Ее можно сменить, как и тотем, но невозможно изменить ее природу. В действительности народ всегда ответствен за власть, даже тогда, когда он этого и не знает, но когда он каждый день в своей деятельности воспроизводит ее в своем поведении, выполняет ее распоряжения, снабжает ресурсами. Ответственность включает в себя не только идеальный, но и функциональный аспект.

Культивировать идею безответственности народа за деятельность власти — значит культивировать старый обанкротившийся опыт истории, накопленный в локальных мирах в традиционном обществе, обладающем уровнем рефлексии, который неизмеримо ниже потребностей большого общества. Это значит сохранить историческую инерцию, вести дело к новым поискам «виноватых», новым погромам, массовым избиениям «врагов», новым катастрофам. В том, что произошло с Россией, виновны все, даже те, кто родился позже, но кто не осудил в своем сердце преступления, кто делает себя неспособным строить мир, противостоящий этим преступлениям, пусть под иными знаменами. Спасение России, как и всего человечества, лишь в глубокой самокритике каждого, которая только и является единственным путем к критике мира и критике ошибок и преступлений других людей. Критика без самокритики разрушает мир.

Недостаточный уровень рефлексии означает, что за новые альтернативы принимаются очередные результаты следования инерции истории, безличным ее силам, которым мы позволяем вести нас либо ко всепожирающему молоху тоталитаризма, либо к катастрофической атомизации общества. Наше горе в том, что мы практики–фаталисты, т. е. поручаем себя внешним силам, на место которых обычно становится политик, озабоченный больше всего тем, чтобы говорить и делать то, что нам приятно, что вписывается в наш комфортный мир, но тем самым он лишь идет путем нашей серости и беспомощности. Горе нашей интеллигенции и власти в том, что они пронизаны страхом перед периодическими вспышками народного гнева, направленного на их истребление. Поэтому они, забывая свой долг, обрушивают критику на мифических «врагов», одновременно льстя народу. Тем самым делается черное дело, закрепляется низкий уровень массовой рефлексии, подавляется реальная способность критики исторического опыта, тормозится развитие умения преодолевать инерцию. Горе нашего народа в том, что он побивает камнями своих пророков, предпочитая им людей, которые иллюзорно помещают наше собственное зло вовне, делая нас безгрешными в наших собственных глазах.

С определенного уровня сложности исторического процесса, например, с перехода от статичных к динамичным ценностям, объяснение, как и понимание, исторического процесса должно перейти на качественно новый уровень. Необходимо теоретическое освоение новых, более глубоких и ранее скрытых пластов реальности. Раскол является мощным стимулом для выявления того, что в основе исторического процесса лежит особая социокультурная реальность, понятая прежде всего как способность людей соответствующей культуры, социокультурного субъекта формулировать свои проблемы и их практически разрешать, т. е. изменять себя, свою воспроизводственную деятельность, свою культуру, свои отношения, свои условия, средства и цели, результаты своей деятельности. Эта способность носит кумулятивный характер, она включает способность накапливать опыт и, следовательно, накапливать эффективность воспроизводственной деятельности людей. Тем не менее существует противоположный процесс, направленный на сохранение привычной комфортной картины мира, что может приводить к периодическим и систематическим уничтожениям достижений культуры, воспроизводственной деятельности. Существует постоянный соблазн сползания к примитиву манихейства, возложения ответственности за мир, за себя на внешнее зло, на тотем, на авось. Это не только препятствует повышению эффективности деятельности, но и снижает ее.

Следовательно, на первый план в изучении общества должна выйти реальность человеческих способностей, возможностей преодолевать социальную энтропию, дезорганизацию, держать ее в определенных пределах, а также конструктивно выходить за рамки исторически сложившихся возможностей, социальных отношений, культуры. На первый план должна выйти способность преодолеть ограниченность социальных отношений, искать их культурную меру.

Возможно бесконечное множество комбинаций, где по одним параметрам общество оказывается на высоте положения, по другим — на уровне ниже необходимого. Россия представляет собой особо сложный случай, где на вызов другой цивилизации страна ответила расколом. Раскол сам по себе оказался мощным вызовом истории, который толкает страну к катастрофе. Это еще раз подчеркивает необходимость обращения к анализу механизмов, ведущих к преодолению ограниченности внутренних сил страны, к повышению эффективности воспроизводственной деятельности. Анализ показывает, что в каждой клеточке культуры и деятельности в результате дезорганизации воспроизводственной деятельности пересекаются разнонаправленные векторы конструктивной напряженности, что создает своеобразные силы кручения, «завихривания» деятельности. В расколотом обществе существует фундаментальное противоречие между социальными отношениями, которые носят странный характер псевдо, с одной стороны, и неадекватностью духовной культуры, которая лежит в основе освоения каждой личностью этих отношений, с другой стороны. Тем самым в обществе развивается неадекватная мысль, неадекватные отношения, неадекватность человека самому себе. В обществе властвуют фантомы. Все это невозможно сделать специально. Это результат сложного противоречивого исторического процесса. Для понимания этого явления необходим отказ от сложившегося языка псевдонауки, от попыток описать сложные явления в терминах модернизированных мифов, от описания старых потребностей через абсолютизацию «хочу», от некритического восприятия собственных потребностей.

Необходимо отказаться от постоянного преувеличения значимости верхнего слоя культуры. Верхний уровень может принять лозунги и формы мировых религий, марксизма и чего угодно, что имеет мало значения для объяснения массового поведения, самого характера воспроизводства институтов, форм человеческих отношений и т. д. Для этою необходимо рассмотреть глубинные пласты массового сознания, народной культуры, имеющие подчас архаичные истоки, на которые могут накладываться новые слои. Задача науки как раз и заключается в выявлении отношений этих уровней между собой, выявлении мучительных процессов приспособления всех высших уровней к сложным и неясным массовым процессам.

Судьба России не может быть объяснена тем, что в ней марксизм (марксизм ли?) стал на какое–то время господствующим учением, и поэтому вряд ли можно думать, что замена его православием спасет страну. Единственная разница будет заключаться в том, что раньше людей избивали за классовую принадлежность, которая может быть заменена на религиозно–национальную. Определяющее значение имеют массовые культурные стереотипы миллионов людей, их представления об условиях, средствах и целях своей жизни, основополагающие оппозиции их культуры, логика использования этих стереотипов в процессе осмысления явлений, способность миллионов на основе своего культурного богатства решать проблемы, воспроизводить себя и реальный мир. Стереотипы не неизменны, но вряд ли существенно изменятся от того, какую философию исповедует правящая элита.

Каждая страна, будучи особым фокусом человечества, переживает в известном смысле все трагедии мира, точно так же как все человечество неизбежно переживает локальные трагедии, которые тем самым становятся общими проблемами. Сегодня этот фокус — прежде всего проблема отношения двух основополагающих цивилизаций. И от того, как она преломляется в каждом народе, зависит судьба этого народа, а возможно, и человечества в целом. Нарастание рефлексии или деградация — иного выхода нет ни у России, ни у всего человечества.