6

Сначала я не понял, что произошло. Я был распалён битвой, победами, которые давались мне легче, чем я думал, и были мне совершенно не нужны. Эти майар не были моими врагами, и тратить на них силу было неразумно. Хотя я мог черпать мощь из Пламени, но… я понимал, что мои возможности отнюдь не безграничны. Я явился сюда ради одного-единственного поединка и сберегал силы для него. Я просто давал понять майар Врага, что могу уничтожить каждого из них.

Они понимали.

Я ждал, когда же Мелькор перестанет посылать против меня своих поединщиков. Он мне столько говорил о любви к соратникам, о том, что забота о них для него превыше всего… теперь я хохотал, глядя, как он не решается сам выйти на бой со мною, как он обрекает их быть заложниками моего… не милосердия, нет,— благоразумия.

А вот потом…

Первое чувство, которое я испытал при виде балрогов,— интерес. Интересно биться одному против десятка. Поединки уже надоели.

Я послал им навстречу волну пламени — и застыл в изумлении, как мальчишка: то, что заставляло майар корчиться, осталось просто незамеченным ими!

Земля — горит. Наверное, горит воздух. Сам видел, как горит вода.

Но огонь не может быть сожжён!!

Нехитрая истина.

Испугаться я не успел — балроги были уже близко. Я только успел осознать, что должен один биться против десятка и что каждый бич вдвое, если не втрое длиннее моего меча. Дерзкий смех иссяк, у меня было лишь несколько мгновений, чтобы собраться перед боем, который, скорее всего, станет последним.

Смерти я не боялся. Мне, потерявшему всё, чем я дорожил, она была уже не страшна. Я был готов к ней, собираясь вызывать Мелькора на бой.

Что ж, значит, я погибну в бою не с ним.

После первых же ударов выяснилось, что кое-что против балрогов я всё же могу. Их бичи меня не жгли, хотя кольчугу разрывали. Мне, окружённому, оставалось только одно — поднырнуть под бич того, кто меньше всех этого ждёт. Поднырнуть и нанести удар.

Если бы я мог прорубиться к скале, чтобы закрыться хотя бы сзади!

Спина, кажется, уже стала сплошной раной. Не было никакой возможности дотянуться до Пламени, чтобы как-то восстановить силы, но это было уже и не нужно. Оказалось, что мощь можно черпать из гнева.

Гнев меня ослепил. Действительно ослепил — на меня накатила чернота. Такое со мной бывало редко, но когда случалось — потом говорили, что я совершал невозможное.

Раны я чувствовать перестал.

Руки и меч действовали помимо моего сознания.