2

Я всё-таки спас его. Не хотел, не собирался, но — спас. Того, кто без малого пять десятков аманских лет был моим единственным другом. Того, кого я сам когда-то назвал — братом. Того, кто предал меня.

Тогда я был уверен в нём, как в самом себе. Мы понимали друг друга без слов, и очень быстро наловчились водить за нос тех, кто пытался следить за нами. Для нас это стало почти игрой, и мы смеялись над неуклюжестью соглядатаев Манвэ. Или — это я смеялся? А он — он, оказывается, так и не смог сделать выбор. Но мне тогда это даже в голову не приходило, слишком уж мы были похожи. Я безумно устал от одиночества, я изводился от бездействия, я был окружён врагами. И вдруг появился тот, кто не испытывал ко мне ненависти. Не боялся. Доверял. Друг. Брат. Не последователь, не ученик, не слуга. Равный. Это было ново. Это было слишком необходимо мне. И я — я! — словно ослеп.

Дорого же обошлась мне эта доверчивость! Всё висело на волоске, времени было в обрез, я знал, что меня вот-вот схватят. И я пришёл к нему, ни на мгновение не усомнившись, что он готов отправиться со мной куда угодно, что я твёрдо могу рассчитывать на его помощь. Даже если оставить в стороне дружбу — разве я не кинулся спасать ему жизнь тогда, в Арамане? Рискуя не только собой — судьбой соратников. Теперь мне стыдно вспомнить об этом.

«Я не могу воевать против Валар,— сказал он мне.— Манвэ, Ауле и Оромэ учили меня, и я не враг им. А если я открыто выступлю на твоей стороне, новой войны Стихий точно не миновать».

Я подумал сперва, что слова Феанора были предназначены для чужих ушей — нас часто пытались подслушивать. Я не мог поверить, что это — всерьёз. Но он повторил то же самое мысленно. Тогда я попросил дать мне хотя бы Камни — я не мог допустить, чтобы они попали в руки моих врагов. И они были мне необходимы в Эндорэ, Пламенный знал это. Но он отказался… и тогда я не стал больше говорить с ним. Я просто ушёл. Один.

Он предал меня — у меня не было больше причин щадить его. Нет, не так. Я хотел причинить ему боль. Ударить как можно сильнее. Хотел, чтобы он почувствовал то же, что и я. Я мог оставить Финвэ в живых — что сделал бы мне этот дурачок? Но как раз в тот момент я — вспомнил. И не сдержал руку.

Это означало окончательный разрыв. Это — не Камни даже. Черта, из-за которой уже не вернуться. Пропасть.

Он предал меня.

Я в ответ убил его отца.

Всё.

Ничего не изменишь.

И простить невозможно.

Но всё же я спас его.

В последний момент.

Проклиная себя за слабость.

Проклиная его за безрассудство.

Спас.

Лечил.

И что теперь?

Я не могу ненавидеть его.

И не могу простить.

Враг, брат, предатель, друг мой, что же мне делать с тобою?!