2

Я был готов к неожиданностям. Даже если бы Феанор не выказал удивления, что Маэдрос согласился на переговоры, я всё равно подстраховался бы. Просто на всякий случай. Не годится правителю рисковать собой сверх необходимого.

В музыке Маэдроса то и дело проскакивали фальшивые ноты — их нельзя было не заметить. Если раньше я лишь остерегался подвоха, то теперь был уверен, что меня ждёт неприятный сюрприз. Как если бы Маэдрос сам сказал мне об этом.

И всё же я надеялся. На благоразумие Феанариона. На свою способность убеждать. На удачу, в конце концов.

Я надеялся, что мне не придется сражаться с сыном моего друга.

Пришлось.

Я угадал движение Маэдроса за мгновение до того, как тот нанёс удар,— по его глазам, по резкому изменению музыки.

Мои пальцы сомкнулись на предплечье нолдора, а кулак врезался в челюсть. Я двинул его от души — парень выронил кинжал и мешком свалился к моим ногам. Руки немедленно свело судорогой — от кончиков пальцев до плеч, и мне потребовалось несколько мгновений, чтобы кое-как справиться с болью.

Когда пелена перед глазами немного рассеялась, оказалось, что на меня во весь опор мчится нолдорская конница. С луками наготове. Две стрелы упали на землю, не долетев до меня несколько локтей — у кого-то не хватило терпения.

И тогда я запел… Упоительное чувство собственного могущества, безграничной власти над миром на время заглушило даже боль в руках. Земля Эндорэ помнила мой голос, мою волю и откликалась с готовностью и доверием. Я мог лепить из неё, что хотел, словно из мягкой глины. После Амана, где любая ерунда требовала огромного напряжения, это было особенно приятно. Я так и не восстановил силы с тех пор, как вернулся, но сейчас я не чувствовал этого. Если бы не нарастающая боль, всё было бы совсем, как когда-то. До Войны.

Я пел, и по земле впереди прошла дрожь — словно гигантский зверь решил отряхнуться. Кони испуганно заржали — кто-то встал на дыбы, кто-то попятился, отказываясь повиноваться всаднику. Следующий подземный толчок — и животные начали падать, придавливая седоков. Некоторые из нолдор всё же успели вовремя спешиться и помчались ко мне, на бегу натягивая луки. Одна стрела свистнула возле уха, вторая на излёте воткнулась у моих ног.

Я запел громче — толчки следовали теперь без перерывов, становясь всё сильнее. Кое-где земная кора лопнула, и выплеснулся жидкий огонь. Больше в меня не стреляли — эльфы и на ногах-то не могли удержаться. Раздались вопли тех, кого охватило пламя.

Словно в ответ на них сзади послышался боевой клич моих воинов. Уже совсем близко — гвардейцы почти поравнялись со мной.

Я замолчал, и землетрясение стихло почти сразу. Я своё дело сделал, теперь наступил черед орков.

— Властелин?

Это был Талло, мастер иллюзий, бывший ученик Ирмо. Майар топтались рядом уже некоторое время, не решаясь мне помешать. Я ответил не сразу: боялся, что голос сорвётся. Казалось, из рук выдирают все кости, и я никак не мог унять боль.

Орки с топотом пронеслись мимо. Нолдор впереди, шатаясь, поднимались с земли, выхватывали мечи. Мне не было нужды задерживаться здесь дольше: исход схватки был ясен.

— Пленных не брать,— процедил я сквозь зубы.— Уйти не должен никто. Ирбин, ты едешь со мной. Забирай этого,— я кивком указал на бесчувственного Маэдроса.

На лошадь я забрался не без труда — руки решительно отказывались повиноваться. Майа на всякий случай связал пленника и перебросил через седло.

Мы возвращались в Ангбанд.