9

За эти годы я всё чаще проваливался в полное безволие, безмыслие. И каждый раз — как-то выбирался. То заставлял себя сотню-другую раз падать с этого утеса и снова подниматься, то приказывал себе вспомнить, что со мною было пятьдесят, сто, двести лет назад, то твердил наизусть длиннейшие стихотворные трактаты. Особенно «Рассуждение о природе языка» Румила помогало.

И последние дни, обвиснув на цепи, я говорил себе: прогоню это серое безволие. Я обязательно прогоню его. Только вот чуть найду в себе силы…

Я стоял с закрытыми глазами, когда это произошло. Чары Врага, которые засасывали меня, как болото, вдруг исчезли. Я стал свободен от их душащей власти, и на миг мне показалось даже, что исчезла цепь.

Но нет — я по-прежнему оставался пленником. Я огляделся, пытаясь понять, что произошло.

И — вскрикнул от изумления и счастья.

По равнине скакал отец, дерзко унося на своем челе Сильмарили от Врага. Серый конь, огромный и могучий, нёс его запредельно быстро, и никакая погоня, я был уверен, не сможет его настичь!

Отец! — я плакал и смеялся одновременно,— отец, ты свободен! Я рад, что ты вырвался из крепости Врага, но ещё больше я радуюсь мысли, что ты в своей душе смог освободиться ото лжи Моргота! Ты перестал служить ему. Ты захотел бежать — и смог бежать. Дерзко, как только и способен Феанор: через главные ворота и в венце с Сильмарилами.

Да, отец, ты не смог спасти меня, но это и неважно. Главное, что свободен — ты.