2

Мелькор придержал взмыленного коня. В этом месте дорога сужалась и лучше было ехать шагом. Да и Феанору следовало дать возможность полюбоваться на вид, который открылся теперь перед всадниками. Склоны, поросшие приземистыми соснами с цепкими корнями. Тёмно-серые, почти чёрные скалы. На другой стороне ущелья — водопад. А дальше — словно стена — неприступный хребет с вершинами, покрытыми снегом. Граница.

Пламенный смотрел на эти горы уже совершенно иначе. Если раньше вид заснеженных пиков говорил ему лишь о Форменосе, который навеки недоступен, то теперь — теперь он ощущал, что эта земля — его. Надев Венец и сполна восприняв Тему Мелькора, он одновременно ощутил в себе всё Эндорэ. Землю. Мир, который перестал быть вынужденным жилищем, став новым домом.

Феанор тоже придержал коня, пропуская Мелькора вперёд. Нолдо чуть сощурил глаза, запоминая и игру серебристых бликов на струях водопада, и холодное серебро льда на сторожевых вершинах. Форменос был иным, здесь всё жёстче и строже, но и в этих горах — своя красота.

— Знаешь, когда-то я пел северные горы и думал: тут будут жить Дети,— в голосе Мелькора послышалась непривычная грусть.— Бродить по склонам. Спускаться в ущелья. Смотреть. Радоваться. Восхищаться.

Тёмный Вала криво усмехнулся.

— Не вышло. Те, для кого всё это было предназначено, враги мне. А если и не враги, моя Тема пугает их. Всегда пугала. Ещё с Пробуждения. Эльфы — слишком народ Единого. А орки…— он покачал головой,— орки не видят. Совсем.

— А Люди? — тихо спросил Феанор.— Мелькор, тебе не кажется, что наш с тобой последний разговор о Людях был слишком кратким? А предыдущий был слишком давно — ещё в Амане.

Он чуть помолчал.

— Здесь так красиво. Может быть, нам спешиться и поговорить?

Про себя Пламенный подумал, что Мелькор все эти годы ездит, не держа узду в руках. Оно и понятно: ожоги не проходили. Но Тёмный Вала не привык править конем только ногами, как похвальбы ради гарцевали многие из нолдор — учеников Оромэ. Мелькор не привык так ездить, а здесь, в Эндорэ его роа знает усталость. Хотя Мелькор никогда не сознается в этом.

Так что разговор, при всей его важности, это ещё и ненавязчиво предложенный отдых.

Восставший кивнул, спрыгнул на землю. Высмотрел пару камней покрупнее, собрался было изменить их, чтобы получилось подобие кресел, но передумал. Прежде это было бы для него пустяком. Ничего не значащей мелочью. Прежде власть над материей доставляла ему удовольствие. Напоминала, что именно он — истинный Хозяин Арды. Всегда был им. И будет, несмотря ни на что. Но то — прежде.

Мелькор встал у края обрыва, заложив руки за спину и покачиваясь с носков на пятки.

— Лю?уди…— Тёмный Вала чуть наклонил голову набок, разглядывая водопад. — А Люди, друг мой, здесь гости. Так было предпето, по крайней мере. Для Перворождённых Арда — дом. Для нас, Поющих,— жизнь. Именно поэтому я никогда не смогу примириться с Валар, даже если бы и они, и я пожелали этого. Воплощая свою Музыку в мире, я поневоле причиняю им боль. Я — им, а они — мне. И никуда нам не деться от этого, Феанор. Арда — часть каждого из нас. Мы срослись с ней.

Феанор ответил Мелькору внимательным молчанием.

— Атани ещё придут сюда,— Тёмный Вала досадливо поморщился, что, впрочем, относилось вовсе не к атани, а к водопаду. Красиво… но можно улучшить. Если приподнять скалы слева и резче обозначить линию обрыва, получится куда выразительнее. Только вот силы нельзя сейчас тратить на это. Слишком мало их. А сделать надо многое. И, что ещё хуже, силы убывают. Очень медленно. Понемногу. К счастью, незаметно для окружающих. Пока незаметно. А как справиться с этой бедой, Восставший так до сих пор и не придумал.

Мелькор со вздохом повернулся к обрыву спиной. Водопад, которым он прежде с удовольствием любовался, теперь вызывал раздражение. Словно немой упрёк. Свидетельство бессилия. Непринятый вызов.

Феанор присел на камень, закусил губу. Не в первый раз от Мелькора шла эта волна недовольства. Глухой ярости. На что?

Пламенный попытался поставить себя на место друга. Что может так раздражать мастера? Неудача в работе? Нет. Она вызывает гнев, но — иного рода.

«Скорее я так злился бы, если бы мне не хватило чего-то в разгар работы. Какое-то внешнее препятствие, не дающее завершить дело.

Но что может быть таким препятствием для Властелина Эндорэ? Ожоги? Или что-то другое? Что его гложет постоянно?».

— Мелькор.— Феанор встал.— Хватит играть в прятки. Не считай меня слепцом. Объясни, что с тобой происходит.

В глазах Тёмного Валы плеснулась ярость. Признаться, что он столкнулся с трудностями, которые не в состоянии преодолеть?! Проявить слабость?! Почуяв гнев Поющего, кони испуганно захрапели и попятились. Это вернуло Мелькора к действительности.

Было бы из-за чего беситься! Ну, не придумал, что можно сделать. Так ведь это — пока. Всё-таки постоянная боль изматывает. Мешает ясно мыслить. А поддаваться нельзя. От этого только хуже. Феанор — друг, которому можно довериться. Друг. Не последователь. Не слуга. Не противник. Друг. От него-то зачем таиться?

«Тем более,— немедленно подыскал Мелькор оправдание своему решению,— что мастеру не годится сидеть без дела. Опять затоскует. Его ум должен быть занят».

— Извини,— Тёмный Вала улыбнулся, правда, улыбка получилась несколько вымученной.— Это не к тебе относилось. И не к атани.

Уселся на камень рядом с Пламенным, вытянул ноги, прислонился спиной к скале.

— Я ведь рассказывал тебе о схватке с Унголиантой,— начал Мелькор, стараясь не смотреть на злополучный водопад.— Так вот, эта тварь жива. И она в Эндорэ.

Его лицо дернулось, словно от острой боли.

Феанор кивнул: ясно.

— Что и как связывает тебя с ней? Ведь,— сощурился,— сколько я понимаю, она далеко от Ангбанда.

— Если бы дело было в расстоянии, я поручил бы её заботам балрогов.— Тёмный Вала мрачно усмехнулся.— Им такое в охотку. Только… Она в Эндорэ, Феанор. А Эндорэ,— пальцы Мелькора дрогнули, словно он хотел сжать кулаки, но не завершил жест,— это я.

Феанор прошёлся вдоль обрыва, сталкивая носком сапога маленькие камешки вниз.

«Тварь, убившая Древа. Тварь, которая сейчас тянет силы из Эндорэ. И значит — из Мелькора. Тварь, пища которой — сила Валар».

Пламенного передёрнуло.

«Неужели её невозможно уничтожить? Впрочем, у Мелькора были годы, чтобы ответить на этот вопрос. И он не нашёл ответа. Он бессилен против неё, как бессильны были все Владыки Амана».

— Что её природа? — требовательно спросил он.— Что она такое, раз Валар не способны её уничтожить?

— Если бы я знал это, думаешь, я бы позволил Паучихе безнаказанно разгуливать по моим землям? — Мелькор тоже поднялся, подошёл к нолдору.

— Я не знаю этого, Феанор. Думаю, что и мои… родичи знают не больше. Она не Музыка, понимаешь? Она…— он замялся, подыскивая слово,— отрицание Музыки. Воплощённое Разрушение. Сущность, враждебная всем нам — и мне, и Валар. Откуда она взялась в Арде? — Тёмный Вала развел руками.— Я могу только догадываться об этом. Возможно, Унголианта — порождение Диссонанса. Прямого столкновения двух Тем. Обеих Тем. Понимаешь?

Он помолчал, покусывая губы, потом продолжил очень жёстко, словно через силу:

— Прежде Паучиха была слабее. Намного слабее. То, что произошло с ней — моя вина. Да, я не мог обойтись без Унголианты, но мне следовало быть осторожнее. Я недооценил эту тварь.

Посмотрел на далекие вершины, снова перевёл взгляд на Феанора.

— Я должен её уничтожить. Дважды должен: и во искупление своей ошибки, и как хозяин Эндорэ.— В голосе Мелькора слышалось почти отчаяние.— И… не могу. У меня нет оружия против неё. Моя Сила для неё пища.

— Расскажи,— от напряжения голос Пламенного звучал глухо.— Расскажи мне о ней всё, что можешь. Пожалуйста.

Тёмный Вала посмотрел на друга с сомнением. Впрочем, решился почти сразу.

— Я покажу тебе её. Только отойди подальше от края обрыва. А ещё лучше — сядь.

Феанор присел на край камня. Сосредоточенный, собранный.

?

Пустота.

Нет. Это только кажется пустотой. Оно живёт. Оно ищет. Оно голодно.

Тишина, вязкая, как трясина. Любые мелодии тонут в ней, распадаются на бессмысленные обрывки и перестают быть.

Смерть, не оставляющая надежды на возрождение. Смерть окончательная. Смерть духа и Музыки.

Паутина облепляет тебя — не вырваться, не шевельнуться. Можно только беспомощно следить, как приближается охотница, чтобы медленно, с наслаждением выпить твою жизнь.

?

Мелькор не щадил ни Пламенного, ни себя. Нолдо пожелал знать всё, и Тёмный Вала выполнил его просьбу. Сейчас Феанор словно наяву переживал всё то, что когда-то пришлось испытать Восставшему. Он был в логове Унголианты в Аватаре и говорил с ней, с трудом сдерживая дрожь отвращения. Он стоял рядом с умирающими Древами, наблюдая, как насыщается гигантская паучиха, как раздувается её лоснящееся чрево и судорожно подергиваются мохнатые лапы. Он мчался на север, окутанный удушающим облаком чуждой силы, с ужасом понимая, что ему нечего противопоставить ей. Он видел, как исчезают в утробе твари прекраснейшие из рукотворных камней. Он бился с Унголиантой мечом, чувствуя, как с каждым ударом его сила переходит к противнице. Он сжимал в руках Сильмарили, превратившиеся из последней надежды в орудие пытки. Он лежал на земле, опутанный паутиной, уже не в силах сопротивляться.

— Вот что такое Унголианта,— отрывисто сказал Мелькор, резко оборвав осанвэ.

— Это не должно жить…— выдохнул Феанор. Его глаза были широко раскрыты, взгляд безумен. Нолдо медленно приходил в себя. Слишком медленно.

Тёмный Вала устало опустился на камень рядом с нолдо, привалился к скале.

— Но это живёт,— сказал очень тихо.— И с каждым часом становится сильнее, постепенно убивая мою Музыку. И меня.

Феанор стиснул кулаки. Терпеть, что это непрестанно тянет силы из его друга… нет, даже не так: терпеть, что в мире существует это отрицание творчества, красоты, сил и благих, и грозных, отрицание всего, что и составляет жизнь… терпеть тварь, убившую самое святое, что было для Пламенного,— Древа…

Терпеть?!

Феанор встал.

— Только не вздумай меня отговаривать,— сказал он Мелькору.— Бесполезно.

— Отговаривать? — Тёмный Вала непонимающе сдвинул брови.— Отговаривать от чего?

— Ты настолько плохо знаешь меня, что полагаешь, будто я способен сидеть и ждать, покуда какое-нибудь чудо не уничтожит Паучиху? — Феанор усмехнулся, но мысленно одёрнул себя: неудивительно, что после всех этих воспоминаний Мелькор понимает его куда хуже, чем обычно.

И Пламенный заговорил спокойно:

— Я намерен биться с ней. Отговаривать меня, повторю, бесполезно. Мою любовь к безрассудству ты знаешь. А сейчас мои намерения гораздо более разумны, чем обычно. Ты говоришь: Сила Валар ей — пища. Ну так пусть попробует Пламень. Надеюсь, он ей придется достаточно не по вкусу.

— Биться? Биться — с этой тварью?! Тебе?! Воплощенному?!

Тёмный Вала вскочил — откуда только силы взялись — и встал лицом к лицу с Феанором.

— Ты хоть соображаешь, чем твоё безрассудство может обернуться для мира? — Взгляд Мелькора стал бешеным, губы побелели от ярости.— Ты думаешь, ты только жизнью своей рискуешь? Или ты считаешь, что если я до сих пор не разобрался с этой тварью, так и предпринимать ничего не намерен? Скормить Паучихе Пламень! Замечательная идея, ничего не скажешь! Как ты собираешься биться с Унголиантой? Ты же видел, что она такое.

— Видел.

Феанор чуть улыбнулся: не терпящий возражений, тем более — крика, он привычно отвечал на них спокойствием.

— Видел, Мелькор.— Тон Феанора был мягким и убеждающим.— Я видел её силу, я видел ваш поединок. Ты скажешь, что я неизмеримо слабее тебя? Да, и глупо отрицать это. Но, прости за напоминание, я так же слабее твоих майар, с которыми когда-то справился без особых усилий. Ты не хуже моего знаешь, что иногда дело не в уровне Силы, а в её природе. Музыку Унголианта пожирает. Любую. Но Пламень — вне Музыки.

Тёмный Вала наградил нолдо испепеляющим взглядом и отвернулся. Прошёлся взад и вперёд по тропе, сбрасывая напряжение. А когда снова взглянул на Феанора, лицо Мелькора было спокойным и сосредоточенным.

Нолдо шумно выдохнул. Пламенному тоже требовалось немалое волевое усилие, чтобы успокоиться: крик приводил его в бешенство, и Феанор был готов слышать его от Мелькора только потому, что тот был его другом.

— Мне это не нравится,— сказал Тёмный Вала.— Но другого пути я пока не вижу, а твое предложение можно обсудить. Садись,— он кивнул на камни и сам уселся, подавая пример.— Будем думать.

Феанор сел, сцепил руки на коленях:

— Мелькор, я напомню тебе, что я дошёл до Грани Мира. Я видел, да нет, я ощутил, как это: Музыки почти нет. И я остался жив только потому, что смог призвать Пламень. Так что… Я, конечно, Воплощённый, но ведь и Унголианта связана телом.

Тёмный Вала полузакрыл глаза.

— Феанор, есть разница между отсутствием Музыки и активным её разрушением. А тело… Паучиха сейчас в несколько раз больше тебя. И когда хочет, она способна двигаться очень быстро. А она захочет, будь уверен.

Он помолчал.

— Была у меня мысль — выйти против неё вместе со всеми майар. Возможно, Унголианта и не выдержала бы удара такой мощи. Но я не могу к ней даже приблизиться. Из-за рук. Нет, дело не в боли — с этим я научился справляться. Тут… другое. Хуже.

— Что именно? Объясни.

— Я теряю силы,— тихо признался Мелькор, глядя в сторону.— И не только из-за Унголианты. Это похоже… ну, как если бы Воплощённый медленно истекал кровью и не мог остановить её. Именно поэтому Паучиха поселилась на Севере. Она… чувствует, Феанор. И ждёт, пока я достаточно ослабею. Попытайся я напасть первым — лишь облегчу ей задачу. Эти ожоги, словно дыра в броне, делают меня беззащитным перед Унголиантой. А получи она мою Cилу — и с ней уже никто не сладит. Оттого я и тянул столько времени. Всё надеялся — сумею исцелиться и уничтожу эту тварь.

— Но почему тогда…— начал было Феанор и осёкся.

Да, ясно. Без ответов ясно. Слишком ясно. И почему молчал. И почему ждал. И даже бессмысленно спрашивать, знает ли кто-нибудь в Ангбанде. Один-двое догадываются… не в этом дело.

— Ясно… — выдохнул Феанор.

Найти слова утешения? — это будет фальшью. Как можно утешить там, где помочь бессилен? где нет выхода, как ни утешай.

Единственное утешение из возможных — не словом, но делом.

— Я убью её,— спокойно сказал Пламенный.— Убью или погибну. Вернее, так: убью, пусть даже и погибну. Любой ценой — убью.