Все нехороши, на лошадей одна надежда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Все нехороши, на лошадей одна надежда

Свифт дал едва ли не самый яркий в мировой литературе пример онтологической сатиры — простите за мудреное слово, его в самом деле нечем заменить. Объектом насмешки в книгах этого жанра становятся не социальные условия — они вторичны; не тираны и не сатрапы — они всего лишь люди; автор замахивается на вещи фундаментальные.

Свифт написал чрезвычайно брезгливую книгу. Она проникнута отвращением к физиологии как таковой — не зря Гулливер все время упоминает об отвратительных запахах, окружающих его. Йэху пахнут «смесью лисицы и хорька», воняют груди великанш, зловоние царствует над академией в Лагадо, поскольку один из тамошних ученых работает над обратным превращением дерьма в пищу…

Распадом, нечистоплотностью и безумием разит от струдльбруггов, воплотивших вековую мечту человечества о бессмертии: бессмертие оборачивается маразмом. Лучшего лекарства от страха смерти еще не придумано: помнится, лет в пятнадцать-шестнадцать меня очень мучила эта мировая несправедливость — всеобщая конечность, обреченность; своевременно перечитанная третья часть «Путешествий» вернула мне оптимизм.

Какое там бессмертие, если это бессмертие глупости, пошлости, трусости — всего человеческого! Стоит ли бояться смерти, когда такова жизнь! Не скажу, что это универсальное средство, но радикальное: юность вообще склонна к мизантропии, так что Свифт, безусловно, писатель молодых. Все нехороши, на лошадей одна надежда.

Именно молодым — от страха перед бесконечно притягательным и столь же опасным миром секса — свойственно подчас несколько истерическое пуританство, Свифт и здесь подходит — он питает такое же отвращение к любому соитию, не ведущему к оплодотворению.

Гуингмы зачинают единственного ребенка и после этого от половой жизни отказываются; 160 лет спустя Толстой в «Крейцеровой сонате» тоже ставил животных в пример человечеству — они, мол, занимаются этою гадостью раз в год и по необходимости…