Новый догмат о браке

Тем не менее, брачные узы, казалось, нуждались в укреплении. Не апостолы первыми взялись за эту задачу: сам Иисус заложил первый камень таким образом, который имел длительные последствия для мира. Он провозгласил неразрывность брачных уз.

После своих успехов в Галилее молодой чудотворец-раввин отправился в Иудею, сопровождаемый большой толпой учеников. Группа фарисеев, представителей официального органа раввинов, пришла к нему, чтобы «искушать» его, как говорит св. Матфей. Но первый вопрос, который они ему задали, не имел ничего инквизиторского, и последовавшая за ним дискуссия была скорее дискуссией, чем экзаменом. Это была свободная дискуссия между экспертами в законе о социальном вопросе: позволительно ли человеку разводиться с женой по любой причине?

Фарисеи интересовались взглядами Иисуса на этот вопрос, так как в их собственных рядах существовали серьезные разногласия по этому вопросу. Среди раввинов существовало две школы мысли: одна поддерживалась раввином Шаммаем, который разрешал развод только за доказанное прелюбодеяние; другая, более консервативная школа, поддерживаемая авторитетом раввина Гиллеля, защищала нынешний Моисеев закон о разводе. Моисеев закон был, по сути, модификацией в пользу жены очень похожего вавилонского закона эпохи Авраама. Мужчина не может просто так бросить свою жену: должен быть закон о разводе, дающий женщине право снова выйти замуж. Но во времена Христа право на развод практиковалось очень слабо. Муж, желающий избавиться от жены, мог сам составить акт о разводе: никакой официальной проверки или подтверждения документа властями не требовалось. Таким образом, развод в Палестине был даже легче, чем в Риме после августовской реформы. Это было чрезвычайно тяжело для жен, чьи родители умерли и не имели дома, куда можно было бы вернуться.

Именно это имел в виду Иисус, когда говорил фарисеям, что Закон Моисея был уступкой «жестокосердию». Каждый человек, обладающий хоть каким-то социальным чувством, видел, что какая-то реформа необходима; вопрос был только в том, как далеко она должна зайти. Иисус поднял этот вопрос из плоскости малых реформ в сферу великих принципов. Против одной крайности одностороннего и произвольного расторжения брака он выдвинул противоположную крайность пожизненных уз, одинаково связывающих мужчину и жену.

Это требование не было полной новинкой в истории права. Древнеримское право знало одну форму брака, confarreatio, которая носила сакраментальный характер и устанавливала очень строгие узы. Союз был заключен в присутствии верховного понтифика и десяти свидетелей, следуя ритуалу, несколько похожему на ритуал христианского причастия. Жених и невеста вместе ели священную буханку пресного хлеба, panis farreus; при этом они ели тело Бога и были связаны вместе в Боге, пока они оба жили.[65] Развод для лиц, заключивших договор в такой форме, был чрезвычайно труден; для патрицианских священников он был невозможен., который не мог жениться ни в какой другой форме. Он всё ещё практиковался в Империи и, безусловно, был известен экспертам по правовым вопросам в Палестине.

Тем не менее, существовала огромная разница между ограничением неразрывности брака ограниченным кругом лиц, которые подчинялись конфарреации, и утверждением, как это сделал Иисус, общезначимого принципа. Не только закон Моисея, но и кодексы всех народов древности узаконили развод. Теперь это было заклеймено как грех. Это было больше, чем реформа; это была революция, и эффект был экстраординарным, даже среди самых близких друзей Иисуса. Ученики, привыкшие слышать так много новых идей из уст учителя и принимать их с благоговением, были ошеломлены. Они думали, что если бы развод был отменен, а муж тем самым лишен права расстаться с женой, то брак стал бы для него слишком тяжелым, и многие мужчины предпочли бы вообще не жениться. Результатом может быть не укрепление брачных уз, а бегство от брака.

Иисус не стал рассматривать это возражение: он только ответил ученикам, что не все люди способны к браку. Некоторые мужчины рождались евнухами, некоторые становились евнухами, и, наконец, некоторые добровольно воздерживались от брака, потому что их глаза были устремлены на небо. Если же кто-то считает пожизненную и бесповоротную связь с женщиной слишком тяжелым бременем, пусть откажется от брака. Ибо брак не был правовым институтом, созданным человеком: это был закон природы, заложенный в Божьем плане творения. Муж и жена были «одной плотью»: соединившись однажды, ни один человек не мог разлучить их.