Изгнание Шекспира

Более важной, чем нападение на Гретну-Грин, была охота на ведьм за непристойной литературой. Как обычно в таких случаях, стражи добродетели начали с того, что включили реальную грязь без какой-либо литературной ценности. Лорд-канцлер отверг всякое желание нападать на литературную свободу. Такая книга, Как «Дама с камелиями» Дюма-сына, описывающая жизнь парижской кокотки, которая в то время была в моде, конечно, не была бы затронута. Получив эти заверения, парламент дал свое согласие в 1857 году на внешне безобидный закон, который, однако, позже был использован для оправдания ареста книготорговца, который продал роман La Terre («Земля») Эмиля Золя, в то время как 80 лет спустя на основании того же закона был запрещен «Улисс» Джеймса Джойса.

Главная забота властей состояла в том, чтобы непристойная литература не была контрабандой ввезена в Англию. Охота распространилась даже на рукописи. Поэт, написавший любовное стихотворение, мог увидеть, как его извлекут из багажа и конфискуют. Моральное осуждение сотрудников таможни не могло быть обжаловано.

Вскоре, конечно, добродетельные люди обратились к изучению всего корпуса классической литературы, чтобы увидеть, а не содержит ли она что-либо оскорбительное для скромности современных читателей, мужчин или женщин. Они собрали обильный урожай. Библия оказалась самой опасной книгой, которая могла попасть в руки любого нечестивца; а великие английские поэты тоже явились настоящими развратителями общественной морали. Шекспир, считавшийся худшим из всех, был исключен в любых изданиях, в публикациях были опущены отрывки, известные наизусть каждому образованному англичанину. «Робинзон Крузо» подвергся такому же обращению. Как всегда бывает, когда полиция слишком пристально берет литературу под свое крыло, чистая порнография в викторианской Англии процветала тайно. Эдвард Селлон (Edward Sellon), сам порнограф первого порядка, издал под псевдонимом Pisanus Fraxi всеобъемлющий каталог эротической литературы, который оставался стандартным произведением в Англии, пока он не был заменен ещё более полным каталогом Рида.[147]

Третьим вопросом, в который моральное законодательство вмешивается лишь с умеренным эффектом, является борьба с проституцией. В этом отношении Лондон обладал старой традицией, поскольку в XVII веке здесь располагался самый большой рынок любви в Европе, пока Париж, а затем Вена снова не взяли на себя инициативу. В начале правления королевы Виктории полицейская статистика давала только 7000 проституток в Лондоне, умеренное число для города с населением в 2 000 000 человек. Неофициальные оценки, правда, ставили цифру гораздо выше и сам шеф полиции признавал существование 933 борделей и 848 домов сомнительной репутации, что говорит о том, что его собственная цифра для проституток была слишком низкой, ибо в Лондоне всегда было большое количество уличных гуляк.

Именно уличные проститутки, прежде всего, стали жертвами официальной «кампании». Распутные поступки за закрытыми дверями были греховны, но по крайней мере не оскорбляли глаз добродетельных. Таким образом, бордели поощрялись, в то время как никто особо не беспокоился что случилось с проститутками в них и как они туда попали. До 1880-х годов никакого наказания за склонение к проституции не применялось, а сама проституция была наказуема как причина публичного скандала.