Эрлих — Хата 606

Борьба с сифилисом оказалась гораздо сложнее. До начала ХХ века медицина практически не продвигалась вперед в течение трехсот лет. Правда, постепенно последствия сифилиса были признаны и были открыты паллиативы для тех или иных индуцированных заболеваний, но сама болезнь всё ещё ставила в тупик эту профессию. Тот, кто однажды заразился этой инфекцией, всегда должен был ожидать того, что через двадцать или тридцать лет он может заболеть параличом, стать идиотом, поддаться болезни аорты или каким-то другим образом погибнуть от последствий сифилиса. Искупительным фактором в отношении половой жизни было то, что сифилис в его третичной стадии, т. е. примерно с четвертого года, обычно менее легко передается. Третичные сифилитики, даже если они не подвергались никакому лечению, были менее заразны для своих собратьев; поэтому пожилые проститутки в этом отношении менее опасны, чем молодые. Однако до того, как болезнь достигла этой стадии, один сифилитик мог заразить бесчисленное количество здоровых людей.

Было ясно, что за исключением очень редких случаев сифилис передается при непосредственном контакте, но что послужило причиной инфекции, не было известно. С тех пор как Пастер и Кох показали путь, были обнаружены микробы десятков болезней, но самые мощные микроскопы и самые опытные методы окрашивания не смогли проследить причину сифилиса. Многие бактериологи считали, что это должно быть одно из тех ультрамикроскопических тел, которые впоследствии назвали вирусами. Затем, однако, свет снова пришел внезапно — через темноту. В отличие от других микробов, сифилис не мог быть обнаружен на свету. Микроскоп нужно было затемнить, чтобы увидеть это. Первым человеком, которому пришла в голову эта замечательная идея, был восточнопрусский зоолог по имени Фриц Шодин (Fritz Schaudinn).

Шодин не был врачом, и поэтому его репутация в этой профессии была низкой; великий Роберт Кох не любил его. Он был одиночкой, который не убивал своих микробов, прежде чем исследовать их, и не окрашивал их. Какая польза может быть от таких методов? Но под взглядом Шодина в микроскопическом поле тьмы родился новый мир. В телах сифилитиков были обнаружены разреженные, бледные, свернутые спиралью микробы, имеющие форму витков штопора (отсюда и название Шодина для них — spirochaeta pallida). Они были обнаружены только у больных сифилисом, так что было весьма вероятно, что они производили люэс, передаваясь от одного человека к другому во время полового акта. После того, как Шодин опубликовал свое великое открытие в 1905 году[174], он был назначен в институт тропической гигиены в Гамбурге. Он умер там, всего через несколько месяцев, в возрасте тридцати пяти лет, от экспериментов с амебами дизентерии, которые он сам себе ввел.

Каким бы фундаментальным ни было открытие Шодином сифилисной spirochaetae, оно имело меньшее терапевтическое значение, чем открытие гонококка, поскольку спирохеты были обнаружены не у всех пациентов или не на всех стадиях заболевания. Большой практический прогресс был сделан, когда в 1906 году Берлинский бактериолог Август фон Вассерман разработал метод анализа крови, который часто позволял в сомнительных случаях решить, присутствует ли сифилис или нет. Если реакция Вассермана положительная, то это является несомненным доказательством наличия заболевания; отрицательная реакция, однако, не является абсолютным доказательством обратного. Несмотря на это ограничение, «Вассерман», как его кратко называют врачи, давал важные показания в бесчисленных случаях и часто предотвращал инфекцию.

Но улучшение диагноза не продвинуло дело намного дальше. Нужны были новые, более эффективные методы лечения. В этой области также большой прогресс пришел из Германии. Пол Эрлих был ещё более индивидуален и неортодоксален в своих методах работы, чем Шодин. Его учителя думали, что он никогда не станет химиком, и провалили его на экзамене; однако, будучи ещё молодым человеком, он сделал такие эпохальные открытия в области химиотерапии, что даже его противники были вынуждены подчиниться ему. Он был чем-то вроде научного спекулянта и иногда делал слишком далеко идущие общие выводы из своих наблюдений. Однако он никогда не удовлетворялся теоретизированием. Он неутомимо экспериментировал, пробуя различные химические комбинации, что другим казалось бессмысленным. Он считал, что необходимо «играть» в лаборатории — то есть оставить воображение, чтобы иметь свободную игру. Сам он называл свою работу «химией игры» — слово, часто с презрением употребляемое против него критиками.

Тем не менее в 1909 году (когда ему было уже пятьдесят пять лет и он возглавлял экспериментальный институт во Франкфурте-на-Майне) ему удалось с помощью этой «химии игры» открыть лекарство от сифилиса, которое с тех пор освободило миллионы людей от страданий и продлило им жизнь. Это был сальварсан. Это был вовсе не результат праздной игры, а результат долгой серии экспериментов с производными мышьяка. Эрлих тщательно записывал свою работу, и это был именно 606-й эксперимент, который он провел в этом направлении. Так как в этай работе ему помогал японский помощник по имени Сахачиро-Хата (Sahachiro Hata), он дал препарату номер лаборатории (который быстро вошел в общее употребление) Эрлиха — Хата 606 (Ehrlich-Hata 606).

Успехи, достигнутые с сальварсаном, были поразительны. Сам я до сих пор помню, как Альберт Нейссер, ставший впоследствии директором университетской клиники венерических и кожных заболеваний в Берлине, убежденный скептик, показал своим ученикам спортсмена, на груди которого были вытатуированы слова «люблю, страдаю, забываю». — «Послушайте, джентльмены, — сказал Нейссер, — таков был девиз этого пациента, и он сбылся: любовь — это любовь; страдание — это люэс; забвение — это сальварсан».

Затем, как и с каждым новым лекарством, пришли разочарования. Техника использования сальварсана была очень сложной, и серьезные несчастные случаи происходили до того, как врачи овладели ею. Эрлих, однако, не почивал на лаврах. Он провел ещё около трехсот экспериментов, и в 1914 г. он обнаружил вещество, которое было менее опасным и также легко растворимым; это он назвал «Неосальварсаном». В таком виде препарат использовался во всем мире.

Вскоре стало ясно, вне всякого сомнения, что можно устранить симптомы болезни на ее первых стадиях и значительно уменьшить опасность заражения. Однако оставался большой вопрос: действительно ли пациенты вылечились, или они должны были ожидать последствий сифилиса позже, часто со смертельным исходом? Только время могло это показать. Ответ оказался неожиданно благоприятным. Табес исчез почти полностью, и оба паралича, бичи XIX века, а также другие органические заболевания сифилитического происхождения, стали гораздо менее распространенными. Число новых случаев заболевания по-прежнему исчислялось десятками тысяч, но даже их число с каждым годом уменьшалось по мере уменьшения риска инфицирования. В Германии в 1919 году было ещё 215 000 новых случаев этой болезни; только 75 000 в 1927 году, и только 43 000 в 1934,[175] в течение пятнадцати лет число новых инфекций, таким образом, упало на 80 процентов. С того года это бедствие ещё больше уменьшилось с помощью антибиотиков, которые были эффективно использованы и в этой области; и есть хорошая перспектива, что однажды эта худшая чума сексуальной жизни станет в цивилизованных странах просто воспоминанием, как сегодня проказа.