Индивидуальные и коллективные проверки невест

Никогда ещё поэзия и музыка не вызывали такого сильного сексуального влечения, как в романтическую эпоху. Стихи и аккорды работали как любовные зелья. Они делали женщин томными, а мужчин глупыми. Одарённые Богом, способные творить такие чудеса, творцы и, более того, толкователи — часто они были и тем и другим одновременно — составляли цель всех желаний. Этот виртуозы были королями того времени. Если светская дама отдавала свое сердце великому пианисту, ее муж имел такое же право дуться, как в старые времена, когда коронованная особа брала в любовницы жену одного из своих подданных.

Однако круг, в котором этот свободный брак искусства и секса допускался и ценился, был ограничен. Было бы неправильно обобщать. В мелкобуржуазных кругах родители всё ещё приходили в ярость, если их дочь соскальзывала в vie de boh?me[142] из-за того, что поэт принимал ее за свою музу, а художник — за свою модель. А между мелкой высшей кастой и массами маленьких людей всё ещё стояла, твердая в принципе и крепкая в самоуверенности, настоящая буржуазия, которая всюду окрепла после Июльской революции 1830 года во Франции. Деньги привели её к политической власти, или где, как в Австрии и Пруссии, достижение всё ещё лежало в будущем, к надежде на него. Это уже придавало деньгам более яркий блеск. Таким образом, когда деньги и собственность считались священными, это была не просто мораль торгашей. С тех пор как старые кастовые привилегии были подорваны, деньги стали главным стандартом.

Новая шкала ценностей также повлияла на семейную жизнь. Семья стала теперь даже больше, чем раньше, институтом собственности. Это делало ещё более необходимым внимательно следить за тем, на ком женился сын, кто ухаживал за дочерью, каковы были будущие родственники мужа. Приданое стало решающим фактором. Это был уже не вклад в создание нового учреждения, а знак социального различия. Человек, способный дать дочери княжеское приданое, или зять, получающий его, имел социальный статус. Никогда ещё не было так много разговоров о браке за деньги, как в романтическую эпоху.

Коммерциализация брака не означает, однако, что дочери были просто обменены без их ведома или согласия; время, когда это было возможно, ушло навсегда. Родителям самим понравился выбор правильного зятя, который должен был состояться в социальной обстановке. Жених должен был, конечно, обратиться к будущему тестю за рукой дочери, но благоразумный отец довольствовался правом вето. Молодым людям было многое позволено и ожидалось, что они сделают свой собственный выбор в рамках социальных ограничений, установленных денежным элементом.

В небольших городах или в сельской местности, где выбор был ограничен, индивидуальный осмотр невесты долго оставался обычным делом. Предполагаемый жених доставлялся в дом родителей девушек родственниками, общими знакомыми или нередко профессиональным брачным брокером с нескрываемой целью подготовить почву для помолвки и, если возможно, завершить ее на месте. Только после того, как он был тщательно осмотрен и подвергнут перекрестному допросу родителями девушки и другими экспертами из семьи, он был представлен своей будущей невесте. Было бы так же уместно говорить об осмотре жениха, как и об осмотре невесты.

Однако все чаще эта форма индивидуального осмотра, которая со всеми ее комическими сторонами и частыми трагическими последствиями изображалась в бесчисленных романах и пьесах XIX века, уступала место своего рода коллективному осмотру. Дочери, достигшие брачного возраста, забирались родителями или, по крайней мере, под присмотром матерей туда, где можно было найти наиболее подходящих кандидатов для вступления в брак. Лучшее место для богатых людей было в спа-салоне. Великим модным курортом в романтическую эпоху был Баден-Баден. Люди приезжали туда даже из Парижа в поисках хорошей партии. Средний класс, однако, не мог позволить себе роскошь столь дорогого путешествия без уверенности в успехе. Самым важной брачной ярмаркой для дочерей не очень обеспеченных родителей был всё-таки бал.

Балы всех видов, частные, устраиваемые клубами и ассоциациями или, по особому случаю, даже публичные, служили преддверием бракосочетания в больших городах. Бальные платья со всеми атрибутами кокетства, особенно с артистическими поклонниками, программы, в которых танцовщицы заранее записывали свои имена для определенного номера, уроки танцев — ибо в этот период появилось много новых танцев — сыграли огромную роль в общественной жизни этой эпохи. В Берлине публичные балы проводились еженедельно в придворной опере и придворном театре. Читать современные отчеты — значит создавать впечатление, что в Европе разразилась настоящая эпидемия танцев, подобная той, что последовала за 1918 годом. Было, однако, не то же самое. Бальные лихорадки 1820-х, 1830-х и 1840-х годов не были спонтанным эротическим высвобождением после безлюдных лет войны; они имели очень рациональный фон. Именно на балу знакомились со своим будущим партнером по браку. Эта цель также оправдывала чрезвычайные расходы, которые даже бережливые буржуа позволяли себе, когда они брали своих дочерей на бал.