Глава 17 Эрос сбился с пути

Никто не знает, сколько существует сексуальных аномалий, но маловероятно, что их число сильно варьируется от одного поколения к другому. Однако на рубеже XIX–XX веков можно было подумать, что мир внезапно наполнился извращенцами. Садисты и мазохисты, фетишисты и нарциссы, гомосексуалисты мужского и женского пола, нимфоманки и сатиры, содомиты и некрофилы и все другие возможные варианты от нормального были, по-видимому, заражены не только выгребными ямами больших городов, но и респектабельными провинциальными городами, школами и клубами, высшими кругами общества и пролетариатом.

Откуда они взялись? Сегодня можно с уверенностью сказать: в большинстве случаев от фантазии. Несколько отдельных сенсационных случаев привлекли общественное внимание к сексуальным уродам; запах недозволенного, который витал вокруг них, соблазнял других совершенно нормальных людей копировать их, и таким образом создавалось впечатление, что каждый второй мужчина или женщина были сексуально ненормальными. Немногие эпохи так остро интересовались вопросами секса, и немногие также были так введены в заблуждение своими собственными открытиями. Для внешнего вида это был век извращенцев; на самом деле, одно из страданий для тех, чьи склонности вообще отличались от нормальных.

Однако, в отличие от предыдущего поколения, это был не чопорный возраст. Считалось шикарным знать всё и говорить обо всём. Однако городской идеал того времени породил иную нетерпимость, которая обернулась против любой формы немодного поведения, включая целомудрие. Если молодая девушка пыталась сохранить prima nox (первую ночь) для своего мужа и не позволяла ему хотя бы предвидеть это, люди подозревали в ее сексуальном макияже что-то неладное.

Эти изменения, конечно, не пришли из ниоткуда. Они были реакцией на прятки, в которые предыдущее поколение играло с сексом. Молодое поколение протестовало против того, чтобы с ним обращались как с детьми; женщины, прежде всего, настаивали на новом образе жизни. Эмансипированная женщина 1900 года не была ни синим чулком, ни суфражисткой, борющейся за равные политические права для женщин и забывшей при этом, что она женщина. Она была подчеркнуто сексуальна, но самоуверенна и гордилась своим полом. Она была убеждена, что мужчина никоим образом не превосходит ее, а лишь эксплуатирует привилегии, приобретенные на заре истории грубой силой и коварством. Дни этих привилегий были явно сочтены. Женщины сидели в университетских аудиториях и лабораториях, играли в игры, катались на велосипедах, даже фехтовали и добивались необычайных успехов во всех областях, в которые они вступали.

Многие из них уже стали финансово независимыми благодаря своим собственным усилиям и талантам и больше не нуждались в том, чтобы их содержали родители или жена или любовница какого-либо мужчины. Это давало им полное право вести любую сексуальную жизнь, которая им нравилась. Последовавшая за этим вольность существенно отличалась от той, что существовала в более ранние времена. Он был неромантичным и реалистичным, но не коммерческим в той же мере, как в XVIII веке. Женщина больше не была просто предметом для покупки или найма мужчиной.

Сильная индивидуалистическая тенденция, которую это дало сексуальной жизни, была, однако, в противоречии с демократическими идеями эпохи. Ранее мужчинам или женщинам, чье рождение или таланты отличали их друг от друга, также разрешалось игнорировать общий кодекс поведения в своей сексуальной жизни. Теперь они должны были подчиняться общим ограничениям закона, как и другие люди. Однако великие явно не были склонны к этому. Результатом стали сексуальные конфликты и сексуальные скандалы, которые оставили на этих десятилетиях отпечаток особенно порочного и декадентского века.