Открытие сперматозоида

Победа овистов казалась полной, но она была недолгой. В 1677 году студент по имени Хэм принес известному оптику Левенгуку из Делфта стеклянную бутылку, содержащую сперму человека, который страдал от ночных поллюций, сказав, что он поместил сперму под микроскоп и наблюдал в ней маленьких живых существ, animalcula. Левенгук внимательно выслушал доклад молодого доктора, но без особого удивления, так как в своих исследованиях он видел под микроскопом так много необычного, что теперь уже ничто не могло его удивить. Всего десять лет назад он нашел в капле, казалось бы, чистой, прозрачной дождевой воды мельчайшие живые существа, которых он назвал инфузориями. Зверьки его гостя могли быть просто теми же самыми существами. Но он держал свой разум открытым, размазал каплю спермы по предметному стеклу и поместил ее под свою самую острую линзу.

Хэм был прав. Серая жидкость на самом деле была полна бесчисленных крошечных, движущихся живых существ, совершенно отличных от инфузорий и других животных, которые он обнаружил в воде. У них были круглые тела и хвосты в пять или шесть раз длиннее их тел. Они делали плавательные движения хвостами, как угорь. Когда несколько часов спустя Левенгук снова посмотрел на них, они уже не двигались: они, по-видимому, умерли в промежутке. Но их форма была всё ещё ясно различима, и их существование было неоспоримо.

Так как эти животные произошли от семени больного человека, то казалось вероятным, что они были специфическим продуктом его болезни, возможно, результатом распада, ибо, хотя овисты отрицали это, многие ученые считали возможным, что жизнь произошла от какого-то внутреннего процесса распада. Поэтому Левенгук исследовал сперму здоровых самцов и обнаружил тот же результат: огромное количество живых существ, тысяча или более в пространстве песчинки, двигалось вокруг. Они, казалось, обладали большей силой сопротивления, чем те, которые он наблюдал сначала, но продолжительность их жизни зависела от температуры. На холоде они умерли через двадцать четыре часа. Если семена хранились в теплом месте, то через два — три дня они всё ещё двигались, но на четвертый день все были мертвы.

Антоний ван Левенгук не был ученым специалистом. Он происходил из семьи оптиков и стеклодувов, профессия которых была в то время голландской специальностью; его современник и соотечественник Барух Спиноза также был стеклодувом, прежде чем заняться проблемами космогонии и морали. Отец Левенгука считал, что в Голландии достаточно полировщиков линз, и отдал сына в ученики к торговцу тканями, но Антоний нашел семейную профессию более интересной и вскоре вернулся к ней. Он проявил необычайное мастерство в этой области; линзы Лииса были острее, чем у любого из его конкурентов. За свою долгую жизнь (он родился в Делфте в 1632 году и умер там в 1723 году) он сконструировал более двухсот микроскопов. Лучшие из них он приберегал для себя, так как не просто хотел делать увеличительные стекла, но надеялся с помощью линз проникнуть во внутреннюю структуру вещей. Он рассматривал всё, что попадалось ему под руку, но особенно его привлекали органические предметы. Здесь он также проявил такой же острый глаз, как и при изготовлении инструментов, и таким образом перед его глазами открылся мир, о существовании которого он до сих пор не подозревал.

В целом, открытие Левенгука должно считаться одним из величайших во все времена. Его описания примитивных организмов дают ему право считаться истинным основателем микробиологии, но он также был первым, кто распознал поперечную полосатость в мышцах, зубных каналах, спиральных каналах и скаляриформность (лестничное образование) в растениях. А в преклонном возрасте он сделал ещё одно великое открытие — партеногенез, или а-половое размножение. Хотя он никогда не учился в университете и не понимал ни одного языка, кроме голландского — даже латыни, — специалисты относились к нему с уважением, зная, что этот мастер, не обремененный никакими книжными знаниями, имеет более острый глаз, чем они. Он не изучал никаких теорий, но обладал сверхъестественно острым даром наблюдения. Если они отправляли ему материал для исследования, то могли рассчитывать на получение четкого, полностью достоверного отчета.

Все же, его открытие, что человеческое семя было полно жизни сделало Левенгука довольно беспокойным. Он был убежден, что это живые существа и основные компоненты спермы, а не какой-то паразит, питающийся человеком. Он называл их сперматозоидами. Тем не менее, вопрос немного деликатный. Людям может не понравиться, что он проник в человеческую сперму. Во всяком случае, он счел за лучшее представить свое открытие ученому обществу, чтобы специалисты проверили его и опубликовали, если сочтут нужным.

В 1677 ноября он соответственно обратился к лорду Брункеру, президенту Лондонского Королевского общества. Королевское общество было самым передовым научным объединением в мире, если не самым свободным. Незадолго до этого один из самых активных ее членов, Генрих Ольденбург, был брошен в Тауэр и содержался там несколько месяцев за то, что вел переписку с Левенгуком, Спинозой, Мальпиги и другими иностранными учеными, вызвавшую подозрения властей. Быть в контакте с Королевским обществом было, однако, честью само по себе. Ученые из всех стран мира отправляли результаты своих исследований в Лондон, чтобы получить благословение Общества. Скромный Делфтский оптик изо всех сил старался показать великим лондонским джентльменам свое уважение к ним. Почти раболепным тоном он возразил, что вовсе не намерен шокировать уважаемых членов Королевского общества. Он понимал, что его замечания могут показаться им отвратительными или скандальными; поэтому он предоставлял им право публиковать их или скрывать.

Однако, к его удивлению, Левенгук очень скоро получил обнадеживающий ответ из Лондона: он должен был расширить свои исследования и изучить животных, собак, лошадей и других четвероногих. Левенгук не мог сразу получить сперму жеребца, но вскоре он сделал свои наблюдения над собаками и кроликами и отправил обратно бумагу с рисунками живых и мертвых сперматозоидов. Она была опубликована в Трудах Королевского общества в 1678[106] и стала вехой в истории современной науки о сексе: взятая вместе с работами Мальпиги и Граафа, ее отправной точкой.

Ученые всей Европы навострили уши. Здесь было нечто совершенно беспрецедентное, не просто эксперимент на животном, но исследование, проведенное на живом человеке, по вопросу, представляющему всеобщий интерес. Все великие университеты перепроверяли эксперименты Левенгука, и везде они были подтверждены. Делфтский стеклорез снова оказался прав. Даже папский врач Ланцизи выразил свое восхищение Левенгуком. Как и в случае со многими великими экспериментами и открытиями во все времена, спор о приоритете возник ещё до того, как оппозиция дала язык. Другой голландец, некто Хартсукер, объявил, что он наблюдал сперматозоиды за три года до Левенгука и показывал их знаменитому врачу Гюйгенсу, но воздержался от публикации своего открытия из «чрезмерной скромности». Теперь честолюбие пробудилось и у Левенгука, и он заявил, что тоже видел сперматозоиды под микроскопом много лет назад. Как бы то ни было, заслуга в этом великом научном достижении, несомненно, принадлежит студенту-медику Хаму (Ham) и полировщику линз Левенгуку.